Держа заградительную коробку одной рукой, другой я нажала кнопку звонка. Судя по шорохам внутри, в квартире кто-то находился. Поскольку Сенька все еще гостил у Сизовых, это могла быть только Натка. Она повозилась за дверью, отчетливо брякнула заслонкой глазка, но открывать не поспешила.
– Можешь даже крикнуть: «Никого нет дома!», как Кролик Винни-Пуху, я все равно не поверю, – громко оповестила я сестрицу-затворницу. – И не уйду. Открывай, Наталья, нам надо поговорить.
– Терпеть не могу, когда ты называешь меня Натальей, – сказала Натка, впуская меня в квартиру. – У тебя голос очень похож на бабушкин, ты в курсе? Когда я слышу это твое «Наталья!», у меня попа горит и чешется, как будто по ней уже нахлестали крапивой.
– Бабушка никогда не била нас крапивой! – возмутилась я, топая с пиццей на кухню.
– Но вечно угрожала это сделать, – напомнила Натка и проревела грозным голосом (совсем не похожим на мой!): – «Наталья! Немедленно положи мою помаду и смой все то, что ты нарисовала на лице, пока я не взялась за крапиву!»
– Право, жаль, что она за нее так и не взялась. – Я положила коробку на стол и развернулась к сестрице. – Колись, что ты натворила?
– Я? Что? Когда?
– Не верю, – не повелась я. – Когда ты врешь, то всегда косишь глазами влево, вот как сейчас. Лучше честно признайся, что за кашу заварила, и мы сразу же перейдем к фазе ее расхлебывания.
– Гос-с‐споди, что ты за человек?! – Натка перестала косить глазами и закатила их.
– Ты к кому сейчас обращаешься? – спросила я уже из комнаты.
Я решила пройтись по квартире, проверяя, что и как.
– Что ты ищешь? – сестра пошла за мной.
– Даже не знаю… Нильского крокодильчика в качестве нового домашнего питомца? Мужика в наколках, выписанного прямиком из зоны? Следы бурной попойки, ведьминского шабаша, ритуала вызова демонов, плантацию марихуаны в керамических горшочках?
– Ты думаешь, я на такое способна? – Натка удивилась, кажется, приятно.
– Думаю, ты способна на такое, чего я даже не придумаю, – честно сказала я. – Поэтому, раз крокодильчика и демонов я не вижу, будет лучше, если ты сама мне все расскажешь. Ну? Почему ты отказываешься встречаться с родными и любимыми? И что за программу проходишь, сидя тут взаперти?
– Сашка проболталась? – Натка вздохнула. – М‐да, «не верил я в стойкость юных, не бреющих бороды».
– Сенька все-таки учит «Вересковый мед»? – я узнала цитату.
– И декламирует мне по телефону, – кивнула Натка. – Пойдем на кухню, там же пицца… Чай будешь?
– Если без психотропных препаратов, то да.
– Что за странная мысль? Ты же видишь, у меня нет плантаций наркотиков.
– Ой, это из другой песни, прости, – я сочла нужным извиниться, а то примчалась, накричала, обвинила бог знает в чем! – У меня просто по одному делу проходят ловкачи, которые всучивали доверчивым женщинам дорогущие снадобья, опаивая их чайком с психотропами.
Натка затормозила так резко, что я толкнула ее в спину.
– Что за ловкачи? – обернулась сестра.
– Ты их не знаешь, – я было отмахнулась, но оценила выражение лица сестрицы и мигом растеряла всю уверенность. – Или знаешь? Натка!
– А расскажи-ка мне про это свое дело, – она тяжело опустилась на табурет.
Я вкратце пересказала ей суть исков пострадавших гражданок.
– Мать вашу так, – выслушав меня, уныло проговорила Натка. – Так вашу мать! – Она вскочила и забегала по тесной кухне, едва не наступая мне на ноги. – А я‐то думаю, что ж волшебного эффекта все нет и нет! Я ж и пилюльки глотаю, и сборы пью, и мазючки кладу в три слоя, а все как было, так и осталось!
– Ты красивая, – осторожно заметила я, еще не вполне понимая причину бурного волнения сестрицы.
– А должна уже быть прекрасной! Неотразимой! Самой-самой!
– Кому должна?
Натка остановилась и вздохнула, а потом сбегала в комнату, вернулась с какой-то коробкой и поставила ее передо мной, подвинув пиццу:
– Вот.
Я узнала золотой логотип.
– Ты купила хваленые средства «Эльвен Бьюти»?
– Как видишь. – Натка села и запустила руки в волосы. – Отдала за них почти двести тысяч.
– Ско-о‐олько?!
– Сколько было, столько и отдала!
– С ума сошла?! Или… А, я поняла: тебя тоже поили сомнительным чаем?!
Натка кивнула:
– Я две кружки выпила. Чай, кстати, вкусный был. И такой… веселящий.
– Где это было? В каком салоне?
– Ни в каком. Мне по телефону сказали, что они не работают с салонами, и я их вызвала сюда.
– Ну ты даешь…
– Ага.
– Погоди, но марка-то другая, – я попыталась уцепиться за соломинку. – Там была «Биэль», а тут «Эльвен Бьюти»…
– Би – бьюти, эль – эльвен, – сама расшифровала Натка. – Я идиотка… И ты хороша! Почему не рассказала мне про тех мошенников? Я бы им не попалась!
– Так я же не знала… Ведь ты мне ни слова…
– Хотела всех удивить. – Натка пригорюнилась. – Эх…
Я поглядела, как она уныло горбится, дергая себя за волосы, словно хочет оплешиветь, и почувствовала, что уже не злюсь. Вернее, на Натку не злюсь, а на тех жуликов – очень даже!
Никогда я не могла спокойно смотреть, как страдает моя младшая сестричка. Даже если страдала она вполне заслуженно, отшлепанная по мягкому месту твердой бабушкиной ладонью (но не крапивой!).