Чудо, тайна и авторитет

— Отдай пенки! — страшным дурашливым тоном потребовала Lize, подлезая ей под локоть. — Он же не ест их! А они масляные такие, нежные! Чего им пропадать?

В эту минуту, раззадоренная вожделенной добычей, Lize не показалась К. такой невзрачно-болезненной, какой он видел ее прежде. Да, неровные плечи, выпирающий позвоночник, коротковатая гнутая шея… но блестящие глаза, качающаяся при каждом движении косичка, губы, которые то сердито надувались, то оживлялись лукавой улыбкой… может, свое дело делал мягкий свет; не зря ведь говорили, что лампы и свечи красят всех и при электричестве поубавилось в мире хорошеньких людей? К. улыбнулся, отвел глаза от борющейся за пенки парочки — и споткнулся взглядом о лицо призрака, наблюдавшего ту же сцену с брезгливым упреком. Определенно, старик ненавидел детей, или дородных поварих, или и тех и других. Впрочем, он уже зарекомендовал себя как особа, не жалующая весь свет. Какого умиления и тепла можно ждать от того, кто потчует ближних коньяком с мертвыми осами, да и в принципе от покойника?

— Для чего мы здесь? — спросил осторожно К., подумал, прикинул возраст Lize и уточнил: — Для чего мы… когда?

Дух, не разжимая губ, кивнул вперед — призвал смотреть и слушать дальше.

— Не в том ведь дело, что он не ест их, — проворчала Агафья, сосредоточенно обрезая погорельцу-пирогу пострадавший участок корочки. — А в том, что батюшка просит сладким вас поменьше баловать.

— Их тут капелька! — Ложка снова потянулась к шоколаду.

— Так чего и говорить? — Агафья ловко выудила воровское орудие из пальцев Lize, отложила и миролюбиво попросила: — Не шалите мне тут, наругают меня…

— Зато я тебя буду любить! — Lize обхватила необъятный ее стан и боднула лбом в плечо, потом снова засуетилась вокруг, неприметно пытаясь подобраться к ложке.

— Ой, лисица! — Агафья закатилась смехом, вздохнула и, покачав головой, отстранила девочку. — Ладно, завтра я вам их отдам, может, их и побольше выйдет…

— Но я хочу сегодня! — В возмущении Lize замахала кулаками. Чуть не сшибла чашку, пару раз махнула в опасной близости от турки, нежная ручка прошла над самым дымящимся шоколадом. — Завтра мне, может, чего другого захочется. Или ничего…

— Так уж! — фыркнула Агафья, подхватила пирог и зафланировала к подоконнику, конфисковав заодно ложку. — Вам каждый вечерок чего-нибудь да хочется…

— Ты что же, обижаешь меня? — тут же прицепилась к словам Lize, опять надулась. — Глупая… — Она взяла турку, поболтала, вздохнула с деланой печалью и принялась аккуратно переливать шоколад в кофейную пару. — Обжорой зовешь. А я вот помогаю тебе, смотри, как стараюсь, ни капли мимо или в рот. Могу даже и братцу отнести…

Перелив шоколад, она поставила турку на стол и с невиннейшей улыбкой спрятала руки в карманы домашнего платья.

— Нет уж, сама. — Агафья оставила пирог стыть, ухватила с ближней к окну полки поднос и с ним прошлепала на середину кухни. — Давайте-ка. И идите уже, идите…

Lize вздохнула еще раз, взяла чашку с блюдцем и, бережно прикрывая край ладонью, двинулась ей навстречу.

— Вре-едная… — тянула она разочарованно.

Агафья только опять хохотнула: будто из пушки выпалила.

— Не вреднее вас. Только вам замуж еще выходить, так что вредность поумерить бы!

Lize остановилась рядом, водрузила чашку на поднос и опять убрала руки в карманы.

— А меня не за характер любить будут, вот так! — Последовал неглубокий насмешливый книксен, а нос, наоборот, задрался.

— За что ж тогда? — хмыкнула Агафья, явно удивленная. — За красоту, что ли?

— И за нее, не сомневайся… — И Lize широко, светло заулыбалась.

Лампа затрещала, стала вдруг меркнуть, да и вокруг похолодало. К. посмотрел на духа, мрачного и неподвижного, а тот не сводил взгляда с двух силуэтов, становящихся все темнее. Масляный свет словно уходил в его глаза и там разгорался заново: зрачки пугающе пламенели, губы кривились, волосы колыхались так, что буквально окружали голову стылым белым нимбом. Ни дать ни взять чудовище, кровавый сгусток воплощенного страха, настоящий инквизитор из какой-нибудь Испании. Если бы повариха и барышня хоть на секунду увидели его, визг бы поднялся на весь дом. Звякнула цепь: замахнувшись, призрак ударил кулаком по столу, и, хотя ни один предмет не дрогнул, по сахарной голове пробежала свежая трещина. Даже сквозь время пробился необъяснимый испепеляющий гнев.

— Ты злишься?.. — опасливо спросил очевидное К. — Но почему?..

Тут же он раскаялся: призрак схватил его за плечи, дернул, развернул к себе, хотел, кажется, что-то сказать или даже рявкнуть — но лишь толкнул. Вроде легко, а будто котенка отшвырнул.