Чудо, тайна и авторитет

Ирония… а ведь нельзя даже сказать, что жизнь D. он проиграл впустую. Отхватил жирнейший козырь: завтра сможет просто взять пару яузских или своих — так надежнее — людей, и наведаться на Хитровку в нужный час, и подойти к нужному дому, и вломиться в нужные комнаты. Дальше, конечно, сложно, будет немалая борьба мнений, устоев и законов, с другой стороны, что-то подсказывало: обыграть в ней графа возможно. А если еще и взять на облаву самого R., он-то вцепится, его точно никто после этого не переупрямит, ни одна самая сиятельно-влиятельная персона…

R. Да. Взять его и ничего не говорить о трупе Андрея, о проклятой реке, о том, что он, К., не упредил и не сберег, хотя был шанс. Да как так, почему после всего? Столько бился с одной страшной виной перед ним — и нажил другую, еще страшнее?

— А хоть что-нибудь, хоть какую-то помощь я могу у вас купить?

К. понимал: звучит как лихорадочный бред, и выглядит он, скорее всего, соответственно: с горящими глазами, бледный, трясущийся… призрак покачал головой и отступил; К. снова шагнул к нему, запнулся и, не зная, что еще сделать, осел на колени.

— Пожалуйста! — Он попытался, как в первые минуты знакомства, поймать юношу за конец висельной веревки, но тот не дал. — Пожалуйста, ведь у вас славное сердце. — Он впился все-таки в край рясы, сжал пальцы, с удивлением осознавая, что они немеют как живые. — Вы что-то можете. Я уверен, можете, а я клянусь… — Он бросил взгляд на D.: тот сделал от моста первый шаг. — Ни секунды не помедлю! Сразу открою ему… нет, им обоим!.. глаза на все, и на гадкую свою сущность, и на то, что она повлекла! А завтра же найду способ восстановить справедливость, — он запнулся. — Меня ничего не остановит, ни один хитровский покровитель или его друг, я… я кля…

Он осекся, поняв, что уже клялся — и что клясться еще бессмысленно. Что еще обещать? То же, что себе? Что будет честным с Нелли, что уедет из Москвы, что примет все, чем захочет покарать его жизнь? Пустое… скорее всего, в голове его это уже прочли. И он просто вцепился в рясу крепче, повторил: «Пожалуйста!» — и замолчал, одного желая — спрятать лицо, уткнуть его в эти колени.

Высящийся над ним призрак тоже не размыкал губ, но глаза его сияли теперь слабым золотом — точно там заблудились два брата еле теплящегося свечного огонька. К. смотрел в них неотрывно, задрав голову, и продолжал ощущать, как что-то едва уловимо меняется вокруг или в нем самом. Изо рта вырывался все более густой пар от частого дыхания. Слабый снег падал на лицо и превращался в холодные капли. Тело ломило.

— Знаете, каково мое орудие, Иван? — тихо спросил призрак. Ладонь с дрожащим язычком пламени он поднес ближе к лицу К., а вторую вдруг мягко положил ему на темя. — Чудо. Вы сбились с пути, который прокладывали во благо, но продолжили стремиться к нему. Как умели. И вы вовремя на него вернулись, до того как погубили бы кого-то по-настоящему и бесповоротно. Я завидую вам. Прощайте.

— Нет! — с дрожью выдохнул К. и попытался было впиться в призрака крепче, но тот уже таял в воздухе. — Нет, не уходите, пожалуйста… — Пальцы поймали только за вьюжную пустоту. — Не сейчас, ведь мне так нужно, нужно…

Оно. Чудо.

Но призрак пропал. А огонек, только что висевший в воздухе, снова шмыгнул К. в жилетный карман — и там, кажется, растаял, обдав тело теплой волной. А потом под коленями К. вдруг почувствовал ледяную корку, кое-как прикрытую снегом; почувствовал новые и новые касания снежинок к лицу — и то, как быстро они тают.

Ветер ударил по щеке, сильно и грубо, будто приводя в чувство, — как на Каретном, десять лет назад, когда, бредя куда глаза глядят Оса… он… К… Иван… обдумывал фельетон. С этим ударом пришел и настоящий, продирающий до костей холод Рождественской ночи.

D., уже взявшийся было за оградку, развернулся и посмотрел прямо на него.

5. Иван

Кремлевская набережная

1887 год, 25 декабря, ночь

На Иване не было даже пиджака; в жилете и рубашке он трясся, как больной пес. Он еще и жутко испугался поначалу — что Андрей поступит как многие виденные прежде самоубийцы, потревоженные в неудачный момент; что поспешит осуществить намерение, пока не помешали; что вот сейчас с этой своей цыганской ловкостью вскочит на оградку — и был таков. Второй прыжок в речку вряд ли окончится для Ивана столь же безобидно, сколь первый: не будет больше никаких мистических путешествий; одежда сразу потянет вниз, а руки и ноги, изумительно быстро, за полминуты замерзшие, не помогут ни кого-либо спасти, ни даже самому выгрести к поверхности. Но тут D. ахнул, недоуменно окликнул его — и, щурясь, сделал осторожный шаг навстречу.

Стало ясно, что он напуган не меньше: то ли собственным замыслом, от которого сейчас очнулся, то ли жутким видом, в каком предстал перед ним давний знакомый — растрепанный, коленопреклоненный и совсем не по-уличному одетый.

— Иван! — позвал он снова и опасливо остановился.