Одним словом, кончилось вскоре золото, а вместе с ним кончилась и слава Джека. Девушки вновь стали сторониться его, соседи, как раньше, смотрели теперь на него с презрением, а мать Джека перестала получать приглашения на балы и торчала теперь дома, злая, как ведьма. По старой привычке она пилила сына за всё – за то, что слишком часто моется, например, воду зря переводит. Дышит слишком громко. Места в доме много занимает, ну и так далее. Так что днём теперь Джек без конца её сварливый голос слышит, а как заснёт – в голове у него рёв великанши раздаётся, и не знаешь даже, что из этого приятнее.
А на дворе тёлочка мычит от голода. Джек ласкает её, обнимает, успокаивает так же, как когда-то старушку Белянку, но не может при этом не думать о том, что вот подрастёт тёлочка, Белянка Вторая, придётся её на мясо сдать, и тогда он опять один-одинёшенек останется. Отца, по которому Джек скучает, у него нет. Любить его некому, заботиться о нём тоже – мать не в счёт, а девушку найти ему так и не удалось. Тупик.
Джек мечтает, что будь у него всё богатство мира, не стал бы он, как его мать, покупать себе ни одежду, ни драгоценности, ни новый дом, а купил бы себе новую семью. Интересно, сколько это стоит?
Лёжа в сухих сорняках, Джек смотрит на бобовый стебель, закрывающий по ночам всё небо так, что звёзд не видно. Вернуться туда, наверх, Джек не осмеливается, знает, что та мерзкая великанша его насмерть убьёт. И съест, людоедка проклятая. И тому славному мужчине, что принял его тогда как родного, показаться на глаза Джек не может. Как же покажешься, если он к тебе со всей душой, а ты его обокрал?
Конечно, Джек пытается убедить себя в том, что не мог он тогда поступить иначе, просто не мог. Почему? Да потому что обманул его
Вот если бы ещё разок туда вернуться и снова взять мешок золота… нет, лучше
Впрочем, сколько золота ни укради, оно всё равно закончится. Золото утечёт, а ты от своей судьбы никуда не денешься. Судя по всему, отец Джека хорошо усвоил этот урок, пора усвоить его и Джеку. А значит, нужно взять топор, срубить бобовый стебель и забыть навсегда о том, что у него когда-то были волшебные бобы. Если этого не сделать, сам свой конец в каком-нибудь болоте встретишь, как отец.
Ну, давай, Джек. Вон у садовой ограды наточенный топор лежит. Несколько хороших ударов, и рухнет твоя лестница в небо…
Но проходят дни, а бобовый стебель по-прежнему остаётся на месте.
И вот однажды ночью мать пробирается в сад, пока Джек спит, и пытается украсть его тёлочку. Тёлочка визжит и будит Джека как раз вовремя, чтобы он смог отбить её. Драться с Джеком у матери настроения нет, однако теперь он точно знает, что при первой же возможности она продаст Белянку Вторую на мясо. Продаст его драгоценную тёлочку, ради которой он, можно сказать, жизнью рисковал. Растил, выхаживал, любил. Ох уж эти великанши-людоедки и ведьмы безжалостные! И на небе они, и на земле, и нет нигде от них спасения! Нет больше для Джека места, где он мог бы чувствовать себя в безопасности. А раз так…
На рассвете Джек взбирается на бобовый стебель, а там, на вершине, его уже встречает мужчина. Тот самый.
– Я знал, что ты придёшь, – говорит он.
Мужчина ни словом не вспоминает ни об украденной тёлочке, ни о золоте, вместо этого ведёт Джека к дому и предупреждает, что хозяйка вышла на охоту, но может вернуться в любой момент, так что им лучше поторопиться.
Затем он снова устраивает Джеку пир – подаёт к чаю хрустящие тосты с засахаренными лесными ягодами, карамельные булочки с корицей и печёные яблоки в глазури.
– А вы, случаем, не на ту ведьму работаете, которая заманивает сладостями в свой дом детей, чтобы потом съесть их? – с набитым ртом спрашивает Джек.
– Готовить детей – ужасно тяжёлая работа, – вздыхает мужчина. – Что варить, что жарить.
– Так, значит, вам уже доводилось раньше делать это? – нервно сглатывает Джек.
– Я готовлю всё, что мне приносит хозяйка, – печально поясняет мужчина. – А дети… Сюда в поисках лучшей жизни много детей приходит вроде тебя.
– Тогда почему же вы мне помогаете? – спрашивает Джек.
– Наверное, потому, что знаю, каково это – желать лучшей жизни и всё такое прочее, – снова вздыхает мужчина. – А разница с другими у тебя в том, что ты
Его перебивает раздавшийся в саду топот.
Дом трясётся, Джека швыряет со стула, тарелки летят на пол и разбиваются, и раздаётся яростный рёв.
– Фи-фо-фум, чеснок-морковь! Чую маленького кровь! Сам ко мне обед пришёл, подавай его на стол!