– Ну почему он увидел ролик раньше них? – Я оглянулась на Мерьем и остальных: они по-прежнему танцевали.
– Они уже видели.
– Тогда почему ничего не сделали?
– Мама обещала на днях поговорить с твоей мамой.
– Только-то? И больше ничего? Ты же сам слышал, твоя мама обещала не бросать нас. Что толку в словах?
Бен нахмурился.
– Этот ролик позволил тебе выразить мнение. Запись никуда не денется, и ты ничего не забудешь. Ты ведь этого и хотела, разве не так? Он привлечет внимание, стимулирует обсуждение. Но не изменит жизнь в мгновение ока.
Ну, разумеется. Мало ли родителей срывается на детях. Свадьба вообще стресс: хуже только похороны или увольнение. Тем более что Джон ведь не ударил Айрис. Только выругался. Обычно он очень любезен, а неудачные дни бывают у всех.
– Удали ролик.
– Мы не обязаны этого делать.
Ничего не изменится, пусть даже его посмотрит миллион человек и тысячи оставят комментарии. Нам с мамой и Айрис все равно придется с ним жить. И чем больше лайков и комментариев соберет ролик, чем больше народу им поделится – тем сильнее мы пострадаем.
– Пожалуйста, Бен. Будет только хуже.
Бен включил телефон.
– Как же он над тобой измывается.
Когда я вернулась в зал, мама еще танцевала. Выглядела она великолепно, несмотря на то, что прическа растрепалась. Джон с каменным лицом сидел за столом. Я увела маму с танцпола к нему, точно навстречу судьбе.
Мама смеясь опустилась на стул. Налила себе воды, большими глотками осушила стакан. Я сидела рядом, смотрела, как она пьет. Джон тоже наблюдал за ней.
– Вот, значит, как мы теперь с тобой жить будем? – наконец сказал он. – Твои подружки будут надо мной издеваться?
Мама решила, что он шутит.
– О чем ты?
– Пусть уйдут.
– В каком смысле? Что они сделали?
Он подался к ней и презрительно процедил:
– Они напились, орут, ни с кем не считаются и ведут себя так, словно это их праздник. Злоупотребляют бесплатной выпивкой. Мне стыдно за них перед моими гостями. Продолжать?
Мама испуганно оглянулась.
– Не могу же я попросить их уйти.
– Еще как можешь, учитывая, что их вообще не приглашали.
– Приглашали, – прошептала мама. – Это я их пригласила.
– А, так это только
– Мы же это уже обсуждали. – Но в голосе ее послышалось сомнение. – Пожалуйста, Джон, не заставляй меня их прогонять.
– Я тебя не заставляю. – Он медленно откинулся на спинку стула, не отрывая взгляда от мамы. Я догадалась, что все это из-за меня.
Я с недоверием и страхом наблюдала, как вдруг изменилась мама. Она была так счастлива. Теперь же словно шла ко дну, точно лодка, внезапно получившая пробоину.
– Как уйдешь? Мы же только что поженились.
– Я прямо сейчас выйду в эту дверь, и первую брачную ночь ты проведешь одна. – Он пожал плечами. – Решай сама.
– Но что я им скажу?
– Меня это не волнует. – Он оперся руками о стол, оттолкнулся и встал. – Просто сделай так, чтобы их здесь не было.
Джон ушел. Мама побледнела от потрясения:
– Они подумают, что я сошла с ума.
– Что же мне им сказать? Что придумать себе в оправдание?
– Господи боже, – вздохнула мама. – Я этого не вынесу. – И отодвинула стул.
Я задыхалась. Сжимала кулаки.
Внутри меня взревело чудовище.
37
Я стала скрипом отодвинутого со скрежетом стула. Я превратилась в звон разбившейся посуды, которую смахнула со стола на пол.
Я стала топотом собственных бегущих ног. Грохотом перевернутого шведского стола.
Услышьте меня.
Гости вздрогнули. Вскочили, отодвигая стулья, шарахнулись от меня.
Я обезумела. Я извергала ярость, точно магму.
– Господи, да что на нее нашло? – крикнул кто-то.
Я была воплощенное возмущение. И гнев.
– Остановите ее.
Я налетала на столы, натыкалась на стулья, швыряла на пол тарелки с недоеденным угощением, бросала ножи, острые вилочки, чтобы никто не смог ко мне приблизиться.
Вспыхнул свет. Музыка смолкла.
– Хватайте ее.
Я ринулась к торту, красовавшемуся на специальном блюде. Подняла, перехватила поудобнее и, тяжело дыша, повернулась к залу лицом.