Чудовище

Гости глазели на меня с открытыми ртами, точно рыбы. Женщины на танцполе перепугались. Лицо Бена исказила изумленная гримаса. Мама стояла рядом с Мерьем, закрыв рот ладонью, и в глазах ее блестели слезы.

Повисло напряженное молчание.

Осколки разбитого стекла льдинками сверкали на полу.

В наступившей тишине меня охватило странное чувство. Пристальные взгляды причиняли боль. Торт оттягивал руки.

Нервное возбуждение понемногу отпускало меня. Мне останется лишь ужас и беспорядок, я стояла с блюдом в руках – сахарная глазурь казалась гладкой, точно могильная плита, – и прекрасно понимала, что устроит мне Джон, если я запущу в гостей тортом. Но он все равно мне устроит.

Вжик! Я швырнула торт что было сил. Перевернувшись в полете, он рухнул на краю танцпола кучей из крема и коржей. Блюдо не разбилось, а мягко скользнуло на ковер: защитили слои глазури.

Тишина стояла гробовая. Все взгляды были обращены на меня. Как тогда, на прослушивании для «Бури». Мне вспомнились слова Калибана: «Будь я проклят!»

Джон направился ко мне по осколкам посуды и брызгам крема. Вытянул руку ладонью кверху, словно подступая к опасному зверю.

– Не трогай меня, – прошипела я.

Он замер. Казалось, Джон не верит собственным глазам.

– Александра, пожалуйста…

– Не подходи.

Однако он приблизился, по-прежнему не опуская руку.

– Я хочу тебе помочь.

Я помотала головой: не вынесу, если он ко мне приблизится. У меня не было слов, только горячая сумятица в чувствах. Я дрожала, вытирала слезы рукавом и сама себе казалась жалкой.

– Если не хочешь, я не стану к тебе подходить, – произнес Джон. – Я же вижу, ты перенервничала.

Гости переглядывались. Наверное, думали, что я сошла с ума, что у меня крыша поехала. Бедный Джон, посадили ему на шею эту чокнутую.

Джон повернулся к гостям и вскинул руки, точно дирижер.

– Дамы и господа, прошу прощения за столь возмутительное беспокойство. – Он печально улыбнулся собравшимся, обвел взглядом разгромленный зал и осколки на полу. – Моя падчерица Александра страдает от психического расстройства. Она наблюдается у врача, и нас уверяли, что она сумеет справиться с нагрузкой. – Голос его звучал тихо и ласково. – К сожалению, оказалось, что это ей не по силам, и мне остается лишь извиниться перед вами за то, что мы не сумели справиться с ситуацией и должным образом позаботиться о девочке.

И они ему поверили. Я это почувствовала. Я ловила на себе косые взгляды. Джон говорил так искренне, так правдиво, так сожалел о случившемся.

– «Я в рабстве у тирана», – пробормотала я себе под нос, так что никто не расслышал. Слова Калибана – лишь шепот из пьесы, написанной сотни лет назад.

– Мы пробуем разные методы лечения, – распинался Джон. – И обязательно обеспечим Александре всю необходимую помощь, чтобы девочка могла раскрыть свои способности. – Он потер ладонью лицо, словно смертельно устал. – Пока же я могу лишь попросить вас найти в себе силы простить ее за случившееся.

Меня пробил озноб. Гости забормотали – мол, конечно, мы ничуть не сердимся. Девочка еще такая молоденькая и явно нездорова. Бедный Джон, ему приходится все это терпеть. Бедная Александра, борется с ужасной болезнью. Холод растекся по животу и груди, пробрался вдоль позвоночника.

Калибан хотел убить Просперо. Подговорил Стефано помочь ему, и они подкрались к спящему тирану. Калибан велел Стефано ступать неслышно, говорить вполголоса – «Ведь он же, если мы его разбудим, // Исщиплет нас от головы до пят // Так, что самих себя мы не узнаем».

Так поступил и Джон. После его речей я сама себя не узнавала. Меня била крупная дрожь. Казалось, будто с меня содрали шкуру.

Джон с тревогой оглядел разгромленный зал. Поймал взгляд управляющего, поклялся возместить ущерб за все, что я сломала и разбила, а также оплатить профессиональную уборку. Пообещал оплатить химчистку тем, чью одежду я запачкала. Пошутил – дескать, чтобы хватило на это денег, неплохо бы стать компаньоном в фирме; кое-кто из гостей вежливо засмеялся.

– Не могли бы вы на время перейти в сад? Здесь пока все уберут, а я отвезу Александру домой. – Он послал управляющему золотую улыбку. – Будьте добры, поставьте снаружи обогреватели. И принесите всем шампанского.

Гости засобирались. Лица их выражали сочувствие. Присутствовавшие тихо переговаривались, притворяясь, будто все в порядке, не на что тут смотреть, обычный субботний вечер.

Меня охватили боль и отчаяние. Я посмотрела на свою банду, но женщины надевали пальто, покорно и грустно собирали сумки. Мама сидела за столом с Мерьем, вытирала слезы салфеткой. Керис и Айрис скрылись из виду. И только Бен отважился взглянуть на меня и произнести одними губами: «Я тебе верю».

Тогда, у них на кухне, он обещал, что поверит каждому моему слову. И теперь его присутствие вселило в меня надежду.

Один человек лучше, чем совсем никого. Да и что мне терять?

– Ты врешь, – крикнула я Джону.

В его глазах мелькнул испуг, но он тут же притворился спокойным.

– Не начинай.

– Нет у меня никакого расстройства.

– Хватит, Александра.