Она вдруг вспомнила, как любила своих родителей в прошлой жизни, когда ее звали Алтан. Она теперь ясно видела лица своих родителей – тех, из другого ее бытия – и любила их, совсем не так, как своих нынешних, настоящих родителей. Сейчас отца она любила робкой любовью, преклонялась перед ним, чтила его: пожалуй, большинство сверстников даже и не поняли бы ее чувство к отцу, если бы Сандугаш попыталась объяснить. А к матери она относилась с нежностью, ощущая кровное родство, но без чувства родства духовного. А тогда, в той жизни, в жизни Алтан, она любила обоих родителей доверчиво и горячо. Так, как в этой жизни любила только бабушку. Она улыбнулась сквозь слезы им, давно уже ушедшим из этого мира…
И увидела своего Соловья. Во сне он иногда являлся Сандугаш так ярко, но когда она просыпалась, его-то помнила хуже всего. Словно на грани между сном и бодрствованием кто-то мягко проводил по ее сознанию – как влажной тряпкой по доске – и стирал, но выборочно, только то, что было связано с Соловьем. Она лишь помнила, что был дух Соловья. И что это было нечто прекрасное, яркое, ошеломляющее для той девушки, которой она видела себя в снах… Сейчас Соловей предстал ей таким, каким видела его Алтан. И Сандугаш вспомнила его нежность и свою любовь к нему.
Она увидела Сергея. Не Белоглазого – Белоглазый сейчас был с ней, на ней, в ней, только носил иную наружность и иное имя, – она вспомнила Сергея, которого знала так мало, которого успела узнать только в миг своей смерти, когда спасла его душу из плена.
Она увидела свою смерть и захлебнулась кровью, и закричала, а Федор впился железными пальцами ей в бедра и зарычал в ответ, и глаза его были не темными, а белыми, белыми, белыми! И в миг, когда он, содрогаясь, изливался в нее, Сандугаш потеряла сознание.
Беспамятство длилось недолго, но когда Сандугаш пришла в себя, она ощутила такую невыносимую усталость, что немедленно провалилась в сон, даже не подумав о том, что засыпает в чужом доме, рядом с чужим, непонятным, опасным человеком. Ей просто необходимо было спать…
Ее словно звал в путешествие сон.
Так давно она не видела этих ужасных вещих снов!
А теперь сон обрел новую яркость.
И на этот раз она видела мир не глазами жертвы.
Она видела мир глазами убийц.
…Он притаился в лесопарке, неподалеку от тропы, по которой иногда проносились, хрипло дыша и стуча кроссовками, любители здорового образа жизни. Ему самому для того, чтобы быть здоровым, сильным, ловким и быстрым, никакой фитнес не требовался. Он вырос в деревне, и его тело было от природы упругим, румянец – ярким, взгляд – ясным. Эти горожане, с их жидкими телами, бледной кожей, одутловатыми – даже у худых! – лицами, сухими и красными глазами, тяжелым и несвежим дыханием, вызывали у него презрение, брезгливость и хищную злобу. Иногда злоба достигала такой степени накала, что требовалась разрядка. И тогда он ехал на окраину города и углублялся в лесопарковую зону. Все равно в какую. У него не было определенных охотничьих угодий.