Чудовище (ЛП)

— Я имею в виду, какой во всем смысл, если моя собственная мать терпеть меня не может? Какой смысл делать для нее что-то приятное? Только для того, чтобы бояться войти в собственную комнату или оказаться выставленной за дверь? Я готовлю и убираюсь в доме. Я стираю — главным образом потому, что иначе она будет стирать только свое. Я помогаю и стараюсь чертовски сильно, но не получаю от нее ничего, кроме криков. — Я немного задумываюсь и шепотом добавляю: — Она называет меня ведьмой.

Рис ничего не говорит и не приближается ко мне, а по моей щеке катится слеза. Я быстро вытираю ее рукавом рубашки, не желая испытывать никаких чувств по отношению к матери, но не получается. Мне просто хочется, чтобы она любила меня, как в детстве. До того, как мне стали являться умершие.

Рис засовывает руки в карманы джинсов и мыском своего черного кроссовка ковыряет землю.

— У некоторых людей есть истории, которые они хоронят глубоко в себе. И неясно, насколько сильно их воздействие, пока они не сожрут человека заживо. — Он смотрит на свою могилу.

— Думаешь, все дело в моей маме?

Он кивает, но мыслями где-то далеко, а яростный взгляд прикован к месту его последнего упокоения. Его мысли в прошлом, пока воспоминания, словно в режиме перемотки, тенями пробегают по его лицу. От злости к боли. От боли к подавленности. От подавленности к злобе. И снова по кругу.

Что произошло с Рисом?

Мой взгляд падает на блокнот и натыкается на рисунок, над которым я работала перед тем, как Рис вылез Бог знает откуда и испугал меня до чертиков. Я знаю, что он был застрелен, но не знаю, почему.

Он следит за моим взглядом и напрягается. Рис смотрит на меня — его глаза буквально обжигают мое лицо. Грудь сдавливает тревожное предчувствие.

— Откуда ты узнала?

— Узнала что? — шепчу я.

— Это, — шепчет он. Его дыхание касается моей кожи, словно прохладный ветерок. Это только лишний раз доказывает, что он не из плоти и крови.

Он не живой.

Я поднимаю на него взгляд — в его глазах нет осуждения. Ничего, кроме любопытства.

— Я почувствовала это.

Между его бровями образовывается морщинка, и он перемещает взгляд на мою грудь. От того, что он разглядывает меня там, мое лицо снова вспыхивает. Морщинки на лбу выдают его беспокойство.

— Я в порядке, — говорю я ему.

Он кивает, но не отводит взгляда от моей груди. Я обхожу его, стараясь отдалиться от этого пытливого взгляда, поднимаю с земли блокнот и закрываю его с громким хлопком. Когда запихиваю его в рюкзак, Рис заметно расслабляется.

Еще не готовая покинуть это место, которое считала своим убежищем, я облокачиваюсь на надгробный камень и, откинув голову назад, смотрю в ночное небо. Достав из рюкзака телефон, проверяю время. Сейчас 1:15, а мама даже не звонила. Она никогда этого не делает, но это не мешает мне надеяться, что в одну прекрасную ночь она будет волноваться, если я не вернусь.

— Ты дрожишь.

Я скрещиваю руки в знак протеста — и чтобы удержать тепло — и качаю головой, но Рис возникает рядом со мной раньше, чем я успеваю осознать это.

— Жаль, что я не могу согреть тебя. — Он скользит пальцами по моим рукам, не касаясь их, и только от одного этого моя дрожь усиливается. — Может быть, тогда у меня получится успокоить тебя.

Эти слова пугают меня, я поворачиваюсь к нему лицом и вздрагиваю, осознав, насколько близко он находится ко мне. Наши лица в нескольких сантиметрах, мы вдыхаем выдохи друг друга.

Я облизываю губы.

Его взгляд опускается на мой рот.

— Ты не сможешь поцеловать меня, — шепчет он.

— Я и не собиралась, — отвечаю я так же тихо.

— Ладно.

Не стану обманывать, это немного больно, но я стараюсь, чтобы по моему лицу не было видно, как его слова ранили меня. Он щурится, словно уже знает, но я не собираюсь подтверждать этого, даже если мне хочется попробовать его на вкус, почувствовать его, сделать так, чтобы эти слова не покидали его рта. Он продолжает смотреть на меня, пока я таращусь в темноту, отвернувшись от огней маленького городка позади нас.

— Тебе пора домой, Джайдин.

— Почему? — От своего резкого ответа я сама вздрагиваю, но его это не беспокоит.

— Потому что холодно, и если ты останешься, то можешь заболеть.

— Как будто это кого-нибудь волнует.

Мы сидим, молча глядя перед собой.

— Меня волнует, — бормочет он едва слышно, но я слышу. И этот простой факт, эти два слова ободряют меня. Даже если он просто призрак. Факт, что кто-то в этот момент заботится о моей безопасности и благополучии. С моих губ слетает дрожащий вздох — именно сейчас я готова признать, что замерзла, и, потирая ладонями плечи, киваю, признавая его правоту. Вскочив с земли, я закидываю на спину рюкзак и иду по дорожке в сторону выхода с кладбища. Оглянувшись, я ожидаю увидеть Риса, но он не идет за мной, а все еще сидит возле своего надгробия, не отрывая от меня взгляда.

— Ты не пойдешь со мной? — кричу я.

Уголки его губ приподнимаются, и через секунду он уже стоит передо мной.

— До тех пор, пока ты этого хочешь.

***