Чудовище (СИ)

Даже Магриб - мир, в который без предупреждения отправился Скай, оказался уже утраченным миром, который умирал слишком быстро.

Эрик узнал и про затухающее "солнце", и про будущее искусственной планеты, которая с каждым днем все больше погружалась в постоянную темноту. Эрик прочитал о нравах тех людей, которые до сих пор вынуждены жить в таких условиях. Узнал о правилах и законах. О том, что и раньше колонистам жилось достаточно тяжело по принятому изначально кодексу переселенцев-мормонов, который действовал на Магрибе. Узнал о том, что к любому члену общины, нарушающему правила, применялись слишком суровые правила, вплоть до изгнания из общины. И конечно узнал, что именно такой вердикт был вынесен в свое время и шестнадцатилетнему Скаю.

Даже копию этого вердикта, согласно которому несовершеннолетний мальчишка в нарушение всех имперских законов мог быть на помост выставлен, Эрик посмотрел.

Читая протокол заседания общины, состоящий всего из одиннадцати строчек, не понимал Эрик, как взрослые, обремененные властью люди, даже там, на Магрибе, руководствуясь пусть и старыми законами могли так поступить - лишить Ская общей защиты и опеки общины, предоставив купцу городской гильдии дону Грею Ли полное право распоряжаться жизнью и судьбой пасынка, в счет образовавшегося долга за порчу имущества и посягательства на чужую собственность.

Тяжесть поступка и общественного приговора слишком ощутимо разной по весу была. И как можно было сравнивать - несовершенное воровство и невольничий ошейник в будущем.

Не понимал Эрик и как дона Лина Ли-Райс, мать Ская, могла поставить свою подпись под таким вердиктом. Не понимал, как после продажи Ская, согласно обыкновенному приходному чеку от дона Грея Ли в казну, община могли принять обязательный налог с дохода в размере двух галаксов.

Неужели никто даже не задумался откуда и каким способом эти галаксы получены?

Вот какие вопросы мучили все это время. И почему никто даже не попробовал помочь и по-другому судьбу Ская решить, тоже Эрик не понимал. Неужели действительно таким уж ненужным для города Мааа Скай оказался?

Эрик, просматривая все документы, ловил себя на мысли, что не о жизни обычного человека он читает, а словно закрученный художественный роман, рассчитанный разжалобить сердобольную публику. Слишком всего плохого было много. И от этого тоже тошно становилось. Потому что сам Скай доказательством истинности всех этих фактов был. Это по нему все это плохое и ударило. А сейчас он еще, дурак, снова в тот город, который от него отказался, вернуться захотел. Словно забыл то, что с ним сделали.

Этого вообще понять Эрик так и не смог.

Муторошно становилось от ситуации.

А когда стопку распечатанных стереофото получил, когда мог сам, прикасаясь пальцами к объемным изображениям, посмотреть на то, каким был Скай и каким он становился после, не выдержал и заплакал. Сердце, действительно, кровью обливалось. Жалость слишком огромной была.

Почему Эрик об этом раньше не задумывался. Почему знать ничего не хотел? Сейчас бы хоть не так страшно было бы.

Сам в хронологической последовательности фотографии разложил, сам подписал, сколько лет Скаю на том или ином фото было, рядом с общими данными, отображенными в стандартной форме. Снимки - обычные, казенные, сделанные, каждый раз при покупке или продаже. И данные, отмеченные на снимках, не о возрасте были, а стандартные описания товара - рост, вес, время службы у предыдущего хозяина и причина, по которой хотели избавиться от покупки.

Тогда, в шестнадцать, Скай не был красивым. Большеротым лягушонком выглядел. На первом фото, сделанном на Тэйе, Скай с совершенно испуганными глазами в объектив камеры смотрел так, будто закричать хотел: "Спасите и заберите меня отсюда!". Но судя по следующим снимкам, да и судя по тому, что Эрик уже знал, такого чуда для Ская так и не произошло.

А вот момента, когда тот из лягушонка в звездного принца превращаться начал, Эрик, как ни пытался, так отследить и не смог. Слишком плавный и незаметный переход был. Но на тех фото, которые сделаны были уже на Сиерре, у дона Ферра, угловатая неловкость окончательно исчезла из облика. Страх - да, остался, но Скай уже на себя теперешнего стал похож. Линия бровей - чуть изломанная, но такая ярко прочерченная, - та же что и сейчас уже была, такие же острые высокие скулы, тонкие крылья носа. Глядя на Ская в девятнадцать, Эрик впервые по-настоящему понял, что чувствовал хозяйский сын, когда с таким красивым мальчишкой-рабом в одной постели спал. Никогда бы отпустить не смог. Никогда никому бы не отдал. Так бы и оставил рядом с собой спрятанным и укрытым ото всех. Потому что даже просто смотреть на такие правильные черты лица было больно.

Эрику сейчас тоже было больно.