Чудовище (СИ)

Снова плохо стало. Снова сердце заколотилось. Сел на постели, задышал тяжело и неожиданно сам для себя, не выдержав, расплакался. А слезы были такие горючие, словно регенерирующий раствор. Но только даже такие слезы облегчения не приносили. Не заживали старые раны. Да и как могли обычные соленые капли, пусть и искренние, то, что было, зачеркнуть и исправить?

Но плакал. И ничего с этим поделать не мог.

А Эрик, в кровать забравшись, развернув ком так, чтоб можно было наблюдать, что в гостевой комнате происходит, тоже долго заснуть не мог. Видел, Скай места себе не находил. Думал сначала, что ожог мешает, болит, и даже уже за медботом сходить хотел. Но после понял - не в ожоге дело. Даже дотронуться до раны Скай не пытался. Сев на кровать, после двадцати минут кручения в постели, руками себя обнял и вдруг расплакался. Как маленький.

Не рана Ская беспокоила, а что-то другое, давнее. Но чем помочь и, главное, стоило ли сейчас ему мешать, Эрик не знал. Ведь при нем парень слишком закрытым был, все эмоции гасить старался. Может, поэтому и плакал сейчас, в темноте, что не хотел, чтоб его видели.

Так что пока просто наблюдал Эрик и не знал, надо ли вмешиваться. Слезы-то у каждого свои. И причины для слез у каждого свои и личные.

И лишь рукой к монитору потянулся, изображение на экране осторожно погладил, утешая хоть так. На расстоянии. А после и камеру выключил, решив, что в такие моменты нехорошо подглядывать. Слишком личное переживание получалось.

========== Солнце ==========

Может и правильным было то, что Эрик ночью не вмешался. Потому, что с утра хоть и спустился в столовую Скай, как только услышал, что господин кофемашину запустил, но ни словом, ни полсловом не обмолвился и о том, что болело, и о слезах. А Эрик и так все заметил и по глубоким синим теням, залегшим под глазами, и по неожиданно заострившимся скулам, да и вообще, не такой Скай был. Не мраморная статуя. Человек. Причем, явно - человек, которому плохо.

Но Скай жаловаться не собирался. С Эриком поздоровался, узнать захотел планы на день и даже улыбнуться попробовал, той самой натянутой вымученной улыбкой, которую Эрик уже ненавидел.

- Планы? - переспросил Эрик и задумался.

Сначала, в любом случае, надо медбот было включить и парня усадить хотя бы на получасовую терапию. Душевные раны, конечно, медикаментами не лечат, но у Ская и телесных хватало. После, если уже решил Эрик раба в доме оставить, надо было ему и гардероб новый обеспечить, и другие полезные вещи. Чтоб хоть чувствовал себя не скованно. Вон на тахэ заплата на заплате от времени рассыплется скоро.

Ну и... предстояли совместные вечерние процедуры, к которым Эрик приступать совершенно не хотел. Пусть и появилась надежда, что Скай поможет, особенно после того эксперимента, который он ночью провел, но... Пессимистом Эрик был. Слишком часто надежды не сбывались.

Поэтому перед такими грядущими неприятностями вдруг захотелось взять бутылку вина и пойти по маленькой тонкой тропке от дома на скалы к морю, и встретить закат. Как и всегда перед особо важными делами. Помогал закат Эрику.

Закаты он любил всегда... Но только здесь в этом доме, на взморье, с мамой впервые увидев, как раскалено-красный диск солнца касается зеленого моря, понял, что такое настоящая красота. Эрику тогда было всего лет пять-шесть, но он до сих пор запомнил ту сладкую боль в груди от слишком реального чуда, происходящего просто у него перед глазами. Он помнил, как сам, замерев, стоял здесь на утесе на смотровой площадке и, даже отпустив руку мамы, смотрел неподвижно на солнце. Тогда почему-то хотелось и плакать, и смеяться сразу. И он, не умея контролировать свои чувства, так и делал - улыбался солнцу, просто сквозь подступившие слезы.

И не хотел уходить с утеса до тех пор, пока солнце не утонуло в аквамариново-темном, уже закатном море.

С тех пор, каждый раз, когда Эрик прилетал к матери, каждый вечер, который ему удавалось проводить здесь, он приходил наблюдать за закатом. Он был на утесах в любую погоду. Он видел и грозовые черные тучи закрывающие горизонт, и белесо-синее, раскаленное от летнего зноя небо, и совершенно разные, неповторяющиеся никогда закаты. И часто так же, как и впервые, отпуская чувства, раскрывая душу - и плакал, и улыбался одновременно, от слишком яркой, обнаженной, неприкрытой ничем красоты.

И закаты ему помогали. Пережить медленное умирание мамы, пережить быструю и такую неожиданную смерть отца от сердечного приступа, и даже свое приобретенное уродство закаты тоже помогли пережить.

Если б не закаты...

После аварии, после того, как полгода вообще вокруг была только сплошная темнота (глаза тоже пострадали, и потребовалась слишком долгая регенерация, чтоб Эрик мог видеть хотя бы световые пятна), первым делом, когда разрешили, когда сняли ненавистную повязку, и Эрик мог, хоть через выступающие постоянно слезы, видеть окружающее пространство больше чем полчаса в день, он упросил доктора Блоу ему показать закат.