Чудовищные сны разума (сборник)

Он ушел, а я остался стоять в прихожей, задумавшись над его словами. Я писал с детства, но лишь в двадцать пять с лишним лет началась моя карьера профессионального беллетриста. Пять лет я работал в этом жанре мистической фантастики и никогда не задумывался, а что значат для людей мои произведения? Мы с Людвигом были известны и богаты, и все это — и славу, и достаток — принесло нам наше творчество. Но существовало немалое количество людей (а я подозревал, что таких читателей большинство, хотя и не желал себе в этом признаться), которые были невысокого мнения о жанрах «фэнтези», литературы «ужасов» и криминальных романов. И, пожалуй, они по-своему правы, ведь по существу вся эта литература — лишь развлекательное, бульварное чтиво. Да, возражал я себе, но и в мистической беллетристике можно выразить величайшие дерзания духа и ума, глубокое проникновение в суть вещей и психику человека, поставить важнейшие проблемы современности и описать вечные темы — жизнь и смерть, человек и природа, добро и зло, ненависть и сострадание, любовь, Бог, красота и убогость. Примером этому служат лучшие произведения мировых знаменитостей, не говоря уже о классиках — отечественных и зарубежных.

Из состояния задумчивости меня вывел голос Лады:

— Что будем делать дальше, Ваня?

Какое-то время я продолжал стоять, глядя на нее с отсутствующим видом, затем улыбнулся:

— Собирайся, сейчас мы поедем проведать одного очень милого старичка.

Я имел в виду деда Аполлинария. Возможно, он уже вернулся из своей таинственной поездки, и на данный момент я нуждался в нем как ни в ком другом. По дороге я поделился с Ладой теми сведениями, какими располагал о старом оккультисте сам.

— Ты полагаешь, что он сумеет нам помочь? — взволнованно обратилась она ко мне, когда мы поднимались к старику Аполлинарию на пятый этаж.

— Надеюсь на это, — я тяжело вздохнул.

Не успел я надавить на кнопку звонка, как дверь распахнулась, и моему взору предстало приветливо улыбающееся лицо хозяина. При виде его у меня отлегло от сердца — это был дед-кудесник. Мне показалось, что он ждал нашего визита — такой у него был вид. Впрочем, удивляться было нечему, я уже давно привык к необъяснимым странностям его поведения. Ясновидец — он и есть ясновидец.

Хозяин провел нас в гостиную, где все уже было приготовлено для чаепития.

— Какая удача, что вы, наконец, вернулись, — промолвил я, прихлебывая его целебный травяной чай.

— Я приехал вчера поздно вечером, а утром узнал о горе… Ваш друг являлся чрезвычайно интересной личностью. Да, весьма неординарной. Вы ведь его родственница? — неожиданно обратился он к моей спутнице.

— Да, сестра. А как вы… — начала было она, но старик прервал ее на полуслове, взмахнув рукой.

— Я много чего могу, но сейчас важно не это, ведь так, Иван? — он испытующе посмотрел на меня.

— Верно, — кивнул я в ответ, — мы пришли к вам за помощью. И если не вы, то нам уже никто не поможет.

Не спеша, со всеми подробностями, в присутствии Лады я поведал ему обо всех произошедших событиях — начиная с того памятного вечера у приятеля на даче и кончая вчерашним днем. Старик Аполлинарий внимательно слушал, уставившись в одну точку и поглаживая свою седую бороду. Он не проронил ни слова, ни разу не перебил меня, ни единым жестом не выдал своих чувств во время моего рассказа. Когда я закончил свое горестное повествование, он остался сидеть в той же позе, продолжая ритмично поглаживать бороду. В ожидании я принялся украдкой рассматривать его внешность. Бог его знает, сколько ему было лет. Возможно, уже за сто перевалило, а может, еще и семидесяти не было. Во всяком случае, он выглядел молодцом.

— Ладно, — наконец подал он голос, — значит, Людвиг полагал, что причина появления иносущностей — в вашем неосторожном поведении во время пребывания в культовом пещерном храме?

— Да-да. И мне бы очень хотелось рассчитывать на вас и ваши способности. Очень важно установить количество персонажей-монстров. Это существенно прояснит обстановку.

— Лишь на месте совершения действия можно установить, сколько сущностей проникло сюда из Зазеркалья, — пояснил он нам.

Эта фраза вызвала в памяти ассоциацию с моим романом «По ту сторону зеркала», единственным из всех мною написанных в жанре мистической беллетристики, лишенным элементов «чернухи», ужасов и дурацких страхов. Серьезный роман, наполненный глубочайшим философским смыслом истолкования бытия, повествующий о ближайших перспективах развития человечества. Парадоксальный факт, но именно этот роман имел наименьший коммерческий успех, в связи с чем, мне очень хотелось воскликнуть на весь мир: «О времена, о нравы!» Люди предпочитали низкопробную халтуру с неправдоподобным сюжетом, нашпигованную кошмарами, сексом и насилием. Адские трэшаки!.. Ну, что ж — ТАКИЕ читатели достойны ТАКИХ книг. Точнее — ремесленных поделок. Истинный художник никогда не пишет на толпу.

«А ты, — неожиданно спросил меня мой внутренний голос, — ты — истинный художник? Тоже ведь работал в соответствии с рыночной конъюнктурой!»