Чук и Гек

По небу метались встревоженные галки. Пастухи громким щёлканьем бичей сердито сгоняли обеспокоенное, мычащее стадо. Возле одинокой сосны стояла стреноженная лошадь и, насторожив уши, нюхала воздух.

Промчался мимо нас мотоциклист. И так быстро летела его машина, что только успели мы обернуться к заднему окошечку, как он уже показался нам маленьким-маленьким, как шмель или даже как простая муха.

Мы подъехали к опушке высокого леса, и тут красноармеец с винтовкой загородил нам дорогу.

– Дальше нельзя, – предупредил он, – поворачивайте обратно.

– Можно, – ответил шофёр, – это жена лётчика Федосеева.

– Хорошо, – сказал тогда красноармеец, – вы подождите.

Он вынул свисток и, вызывая начальника, дважды свистнул. Пока мы ожидали, подошли ещё двое военных. Они держали на привязи огромных собак. Это были ищейки из отряда охраны – овчарки Ветер и Лютта.

Я поднял Брутика и сунул его в окошко. Увидав таких страшил, он робко вильнул хвостиком. Но Ветер и Лютта не обратили на него никакого внимания.

Подошёл человек без винтовки, с наганом. Узнав, что это едет жена лётчика Федосеева, он приложил руку к козырьку и, пропуская нас, махнул рукой часовому.

– Мама, – спросила Феня, – отчего если едешь просто, то тогда нельзя, а если скажешь «жена лётчика Федосеева», то тогда можно? Хорошо быть женой Федосеева. Правда?

– Молчи, глупая! – ответила мать. – Что ты городишь, и сама не знаешь!

* * *

Запахло сыростью. В просвете между деревьями мелькнула вода.

И вот оно раскинулось справа – длинное и широкое озеро Куйчук.

Странная, невиданная картина открылась перед нашими глазами. Дул ветер, белыми барашками пенились волны озера, а на далёком противоположном берегу ярким пламенем горел лес. Даже сюда, через озеро, за километр, вместе с горячим воздухом доносился гул и треск.

Охватывая хвою смолистых сосен, пламя мгновенно взвивалось к небу и тотчас же падало на землю. Оно крутилось волчком понизу и длинными жаркими языками лизало воду озера. Иногда валилось дерево, и тогда от его удара поднимался столб чёрного дыма, но тут же налетал ветер и рвал его в клочья.

– Там подожгли ночью, – хмуро объяснил шофёр. – Их давно бы изловили собаками, но огонь замёл следы, и Лютте работать трудно.

– Кто зажёг? – шёпотом спросила меня Феня. – Разве это зажгли нарочно?

– Злые люди, – тихо ответил я. – Они хотели бы сжечь всю землю.

– И они скоро сожгут?

– Ещё что! А ты видела наших с винтовками? Их переловят быстро.

– Их переловят, – поддакнула Феня. – Только скорей бы, а то жить страшно. Правда, Володя?

– Это тебе страшно, а мне нисколько. У меня папа на войне был и то не боялся.

– Так ведь то папа… И у меня тоже папа…

Машина вырвалась из лесу, и мы очутились на большой поляне, где раскинулся аэродром.

Фенина мать приказала нам вылезти и не отходить далеко, а сама пошла к дверям большого бревенчатого здания.

И когда она проходила, то все лётчики, механики и все люди, что стояли у крыльца, разом притихли и молча с ней поздоровались.

Пока Феня бегала с Брутиком вокруг машины, я притёрся к кучке людей и из их разговора понял, что Фенин отец, лётчик Федосеев, на лёгкой машине вылетел вчера вечером обследовать район лесного пожара. Но вот уже прошли почти сутки, а он ещё не возвращался.

Значит, с машиной случилась авария или у неё была вынужденная посадка. Но где? И счастье, если не в том краю, где горел лес, потому что за сутки огонь разметало почти на двадцать квадратных километров.

Тревога! Нашу границу перешли три вооруженных бандита! Их видел конюх совхоза «Истра».

Но выстрелами вдогонку они убили его лошадь, ранили самого в ногу, и поэтому конюх добрался до окраины нашего посёлка так поздно.

Разгневанный и взволнованный, размахивая своим оловянным браунингом, я шагал по полю до тех пор, пока не стукнулся лбом об орден на груди высокого человека, который шёл к машине вместе с Фениной матерью.

Сильной рукой человек этот остановил меня. Посмотрел на мой оцарапанный лоб и вынул из моей руки оловянный браунинг.

Я смутился и покраснел.

Но человек этот не улыбнулся, не сказал ни одного насмешливого слова. Он посмотрел, взвесил на своей ладони моё оружие. Вытер его о рукав кожаного пальто и вежливо протянул мне обратно.

Позже я узнал, что это был комиссар эскадрильи. Он проводил нас до самой машины и ещё раз повторил, что лётчика Федосеева беспрестанно ищут с земли и с воздуха.

* * *

Мы покатили домой.

Уже вечерело. Почуяв, что дело неладно, опечаленная Феня тихонько сидела в уголке, с Брутиком больше не играла. И наконец, уткнувшись матери в колени, она нечаянно задремала.

Теперь всё чаще и чаще нам приходилось замедлять ход и пропускать встречных.

Проносились грузовики, военные повозки. Прошла сапёрная рота. Промчался легковой красный автомобиль, не наш, а чей-то чужой – должно быть, какого-нибудь начальника из Иркутска.

И только что дорога стала посвободней, только что наш шофёр дал ходу, как вдруг что-то хлопнуло, и машина остановилась.