Чукчи. Том I

Подобные же отношения издавна существовали между чукчами и тунгусами в западной части Колымского округа. В настоящее время, однако, большая часть тамошних чукоч обеднела, а немногие богатые оленеводы приобрели вкус к торговле и постепенно усвоили образ жизни богатых якутов или русских торговцев.

Во время больших голодовок русские жители Колымского и Анадырского округов до последнего времени получали помощь от соседних чукотских оленеводов, которые убивали иногда несколько сот оленей и отдавали их голодающим за самую незначительную цену или просто даром.

Чукотские женщины, как и вообще женщины всех народов, более сострадательны, чем мужчины. На стойбищах богатых оленеводов, если хозяин скуп и дает слишком мало еды и одежды своим пастухам, долгом хозяйки считается восполнить недостаток из своих запасов и вещевых мешков.

О случаях каннибализма среди чукоч мне не пришлось слышать, хотя голодовки, уничтожившие целые селения, были еще свежи в их памяти. Относительно юкагирских семей, голодавших в 1895 году на Среднем Омолоне, известны случаи самого зверского каннибализма. Не было у чукоч также ни одного случая подкидывания новорожденных девочек. Новорожденные дети, правда, в случае смерти матери часто подвергаются удушению. Их относят вместе с матерью на место погребения, но это делается потому, что чукчи считают невозможным воспитать ребенка без матери. Приходилось слышать о женщинах, только что разрешившихся от бремени, которые, почувствовав себя очень плохо, душили своих детей в жертву духам.

Гостеприимство более развито среди приморских чукоч, чем среди оленных. Чукчи говорят, что если гость даже побьет хозяина, хозяин все равно должен остаться дружественным к нему. Во время моей последней поездки по берегу Тихого океана мне несколько раз пришлось задержаться из-за непогоды в чукотских и эскимосских селениях. Несколько раз бывало так, что хозяин дома, имея мало ворвани и совершенно не имея дров для разведения огня, ломал свои сани или вытаскивал одну за другой деревянные опоры своего дома, рискуя разрушить его.

У оленных чукоч в отношении гостеприимства дело обстоит иначе. Прежде всего они гораздо более суеверны в отношении "предохранения" себя от болезней. Во время эпидемии даже совершенно здоровый путник, приезжая издалека на чукотское стойбище, особенно ночью, не будет впущен ни в один из шатров. В приморских селениях этого никогда не может случиться. Оленные чукчи и сами не особенно любят входить во время эпидемии в чужие дома, предпочитая ночевать на открытом воздухе, оградив себя заклинанием против духов. Даже в обычное время гость, прибывший на стойбище, считается на положении равном с обитателями шатра. Ему также приходится ждать снаружи до вечера, когда будет приготовлено спальное помещение. Часто он не получает пищи до общего обеда, который у чукоч обычно бывает вечером. Во время больших оленьих скачек многочисленные гости, приехавшие принять участие в скачках или посмотреть на них, часто совсем не получают еды и после целого дня, проведенного на открытом воздухе, возвращаются голодными на свои стойбища, расположенные за 80 — 100 километров.

Воровство среди приморских чукоч встречается сравнительно редко. Украсть у соседа-односельчанина считается большим позором. Согласно обычая, гостю для его имущества отводится место в кладовых хозяина под его личную ответственность. Развитие торговли, правда, подорвало природную честность. Теперь во всех больших селениях владельцы деревянных амбаров, купленных у китоловов, запирают их крепкими висячими замками, опасаясь грабежа. Во время моего пребывания среди эскимосов на мысе Чаплина женщина-шаманка была дважды поймана на месте преступления. Она воровала меха из кладовой, чтобы продать их китоловам. Шкуры были возвращены владельцу, но воровка осталась ненаказанной и только получила выговор. По свидетельству Норденшельда, обворовать и обмануть чужестранца у чукоч не считается предосудительным. Однако во время моей поездки по приморским чукчам и эскимосам ни одна из моих вещей не пропала. Между тем среди оленных чукоч приходилось не только остерегаться открытых попыток воровства, но даже и грабежа. "Берегись моей матери, — предупреждал меня хозяин одного шатра, — она такая, что может украсть даже свежий помет из-под живого человека".