Чумовая попаданка в невесту

Кусь вскарабкался на моё плечо, потёрся головой об ухо, и я отчего-то подумала о пироге с рыбой. Пирог с рыбой? Зачем он мне? Ох ты ж, ёлки-палки! Да это же желание Куся! Он хочет рыбки! Мой же ты зайчик!

— Отпусти их, — кивнула на девочек, и те сразу перестали вальсировать, изумлённо глянули друг на дружку, а потом отскочили на два шага назад. Отсмеявшись, я сказала:

— Прошка, сходи, пожалуйста, на кухню… в стряпошную эту. И принеси для Куся пирогов с рыбой. Он заслужил, потому что решит нашу общую проблему с девственностью и баней.

— Как это? — раскорячила глаза девчонка.

— Так это, — передразнила я её. — Я внушу мысль о том, что у меня там всё цело, что я невинна и нетронута, и все в это поверят, как поверили вы, что умеете танцевать вальс, хотя даже не знаете, что это.

Фенечка сделала такое лицо, какое всегда делала моя мама, когда я с гордостью находила ответ на сложный вопрос сама, без помощи интернета или книг. Прошка с уважением протянула:

— Какая полезная животинка…

— А вы их истребляете, — не преминула укорить её я. Не её, конечно, конкретно, а всех людей этого мира…

— Так мы же не знали о том, что она такая…

Прошка вышла из комнаты с задумчивым выражением на мордашке, а Фенечка присела поближе ко мне и показала на Куся. Протянула к нему руку. Зверёк встопорщил шерсть на загривке, поднял крылья, чтобы показаться больше и напугать девочку, но ту, видимо, было не так просто впечатлить. Я осторожно сгребла малыша в ладони, поднесла к Фенечке и сказала тихонько:

— Кусь, это Феодосия, Феодосия, это Кусь.

При этом я вовсю думала о том, какая Фенечка добрая и заботливая, как она меня любит, а значит, любит и мою маленькую зверюшку. И дрекавка прониклась, обстоятельно обнюхала личико девочки, а потом лизнула в щёку и поскребла клювом. Фенечка захихикала, как обычно, молча, погладила осторожно Куся по головке…

Прошка от дверей сказала, поджав губы:

— Макария велела готовиться к бане, помолиться и попросить у Господа защиту от банника.

— Скажи, Прошка, — я запнулась, пытаясь подобрать нужные слова. — Вот вы же верите в бога, да? В Иисуса Христа, так?

Она кивнула, поставив на сундук большую тарелку с аппетитными пирожками. Кусь издал резкий писк и, неуклюже взмахнув крылышками, поднялся в воздух. Правда, почти сразу же упал, но не расстроился от неудачи, а быстро побежал к сундуку и пружинкой вспрыгнул рядом с тарелкой. Глядя, как малыш поедает вкусняшку, зажав её передними лапками, я продолжила свою мысль:

— Как вы можете верить одновременно в нечисть и в бога?

— Ох, голубонька моя! — начала было Прошка умильно, но прервала себя на полуслове: — Забываю я, что ты не Богданушка… Господь — это одно, он с тобой в сердце живёт, о нём мысли, ежели не знаешь, как поступить. Помолишься, и станет легче. Покаешься батюшке, и очистишься. А банники, лешие, мавки, полуденницы, снежницы… Они и без тебя водятся повсюду и навредить хотят, а кто помочь. Ими деток пугают, чтоб в лес не ходили по одному, в печь не лазили, не шастали по полю, когда солнце высоко стоит.

— Понимаю.

Я понимала. Хотя было немного странно, но христианство на Руси установили почти насильно, заместив весь пантеон разных богов одним-единственным. Разве можно в один момент уничтожить верования целого народа? Вот и живут банники в бане, а спасись от них можно, помолившись.

— Ладно, будем считать, что я избавлена от этой повинности, а вы готовьтесь, готовьтесь, — махнув девчонкам рукой, я удобно устроилась на постели и прикрыла глаза. Суматошные последние дни моей жизни вымотали событиями. Пусть мне приснится Матвей. Ну, или хотя бы тот голый парнишка с мостков…

Глава 9. Ах, баня, баня, баня, малиновый ты жар…

Первое моё впечатление от бани было довольно-таки нецензурным. Двенадцать невест, двадцать пять служанок, все голые, косы распущены и липнут к спине, одни сплошные жопы, сиськи, ноги, кстати, все небритые. Кустики внизу живота вызвали у меня лёгкий приступ паники и желание скрыть собственный элегантно депилированный лобок. Как раз перед Мишкиной днюхой привела себя в порядок…

Девы были молчаливы и нервны. От того ли, что, кроме Макарии, в бане были ещё три женщины. Правда, все они были замотаны в простыни, наверное, чтобы не смущать девиц сморщенными и обвисшими телесами. Или жирами.

Я чувствовала себя… Даже не помню, когда мне было так плохо и противно. Все босые — а вдруг грибок подхвачу? Голые — блин, стрёмно-то как! Я не желаю любоваться на голых баб! Мне мужиков подайте лучше! Футбольную команду, при условии, что они не будут ко мне приставать! Ну, на крайний случай, мальчики-дружинники… Вот это была бы парилочка… А так, тьфу, прости господи… Да ещё и бадьи общие! Ну нет, я так не могу! Я хочу в душ, ёшки-матрёшки! В свой личный душ, с горячей водой, с дверью, которой можно отгородиться ото всех, с мягкими полотенцами, которые я стираю с кондиционером… Святые котики, помогите мне пережить это испытание, первое, но явно не последнее!