Чумовая попаданка в невесту

Но вместо отхожего места я попала на место с чудесным видом. Кто бы мог подумать, что эта тропинка приведёт меня за городскую стену? А ней оказалась тяжёлая деревянная дверь, обитая железными полосами, и эта дверь была приоткрыта. Куда завело меня любопытство? Правильный ответ, садись, пять. На берег реки с теми самыми мостками, на которых снова махал мечом тот самый голый парень…

О, как он был хорош в беспричинной ярости слепой битвы с невидимым врагом! Теперь я стояла достаточно близко, чтобы разглядеть каждый мускул, каждую напряжённую жилку на шее и руках, каждый тёмный волосок на… На ногах! А не на том, о чём все сразу подумали. Парень держался ко мне задом, поэтому и не заметил сразу. Зато я вволю налюбовалась на подтянутые ягодицы с характерными ямками у бёдер, на ровную талию, рельефные мышцы спины с длинной впадиной вдоль позвоночника… Зрелище пронимало до дрожи, до тянущей боли внизу живота, до возбуждения от самой возможности прикоснуться к этому гладкому телу, погладить, приручить, захватить и не отпускать, пока оно не удовлетворит самую низменную и самую естественную страсть, кипящую внутри…

Замечтавшись, я пропустила его взгляд, пропустила момент, когда парень пошёл ко мне, тяжело дыша и загребая снег жилистыми ногами. Каюсь, засмотрелась на райские кущи, плавно выраставшие из тёмной щетинки живота… И на толстенькую сосиску… Ах, как я люблю сосиски! Особенно такие…

— Ты кто такая, и что делаешь здесь до восхода солнца?

Даже голос у него оказался приятным: с хрипотцой, баритон, очень подходящий к тёмным коротким волосам и трёхнедельной бородке. Всё во мне завибрировало, я облизала вмиг пересохшие губы, перевела взгляд на его лицо и ответила:

— Я это… туалет ищу.

Он буркнул, пожав плечами:

— Можешь облегчиться здесь, я не против.

Ха! Нифига себе заявленьица! Это тут что, так принято? Походу, он меня просто троллит…

— Нет, спасибо, лучше ещё поищу! — я постаралась вложить в тон ответа как можно больше язвительности, но парня это не проняло. Он прислонил меч к мосткам и, перебирая ткань рубахи, которая висела там же, в поисках подола, сказал хмуро:

— Ты так и не сказала, кто ты и откуда.

«Я Гудвин, великий и ужасный!»

— Да вот тут… На смотрины приехала, — неопределённо ответила, прикусив губу. Его движения завораживали. Такой мужской жест — поднять собранную в гармошку рубашку, нырнуть в ворот головой, повести плечами, чтобы ткань скользнула вдоль тела…

— Служанка, что ль?

Он пристально оглядел мои валенки, шубу, непокрытую голову. Прищурился. Усмехнулся. А я улыбнулась в ответ. А потом испугалась, что моя улыбка вышла слишком плотоядной. Ну, а что я могу с собой поделать, если он весь такой вкусный?! Ох, облизала бы… съела бы…

— И как тебя кличут?

Богдана? Евдокия? Или назваться Параскевой? Дилеммочка…

— Яна… то есть, Марьяна, — на ходу поправилась я, следя за руками парня. Размашисто подпоясался, стянув концы кожаного ремня на боку, ловким движением вбил меч в ножны, висевшие сбоку на подвязках…

— А меня зови Стояном.

Глянул мне в глаза, и сердце обмерло, а потом застучало нерешительно, словно боялось не справиться. Красивое имя. Стоян и Яна… Аж перекликается! Решительно отметя мысль о медовом месяце и об именах, которые мы дадим нашим детям, я спросила в свою очередь:

— А ты кто?

— Я-то?

Он накинул на плечи широкий тяжёлый тулуп и глянул в последний раз на замёрзшую реку, потом продолжил:

— Послушник в местном монастыре.

— Какая беспечная расточительность, — пробормотала я. Нет, ну серьёзно! Этот паренёк — монах? Нет, мир несправедлив! В монахи должны идти задротики и толстяки, а не такие вот красавчики с правильными чертами лица, с охренительными мускулами и… сосиской! Ну, ёлки-и-и… Почему же так не везёт и как с этим бороться…

— Чего?

Он подозрительно глянул на меня, смерил взглядом с ног до головы, а я поспешила мило улыбнуться:

— Ничего. Тебе не холодно?

— Я привык, — коротко бросил Стоян и кивнул: — Пойдём, нечего тебе тут делать одной.

В принципе, я была с ним согласна. Но только в принципе. Ведь сейчас я не одна! Я в отличной компании, и пофиг, что он монах. Мы могли бы поболтать немного, и вообще, жаль, что он оделся…

Янка, уймись, зараза! Нимфоманка, блин! О состязаниях надо думать, а не о… сосиске первого встречного! У меня княжич в приоритетах, а не этот… очень привлекательный парень с будущим евнуха! Глубоко вздохнула раз-другой, стиснув края шубки на груди, стиснув грудь… до боли в сосках… и пошла за Стояном к городской стене.

На улице всё ещё никого не было. Пусто, сумрачно, луна почти зашла, солнце ещё не поднялось. По тропинке мы дошли до того места, где Кусь сбежал от меня, и Стоян махнул рукой:

— Вон там отхожее место, смотри не заблудись.

— Спасибо, — смутилась я. Он повернулся ко мне, оказавшись почти вплотную лицом к лицу на узкой тропинке, и, не успела я подумать о чём-нибудь пошлом, взял пальцами за подбородок, приподнял, заставив смотреть в глаза. Святые макарошки, какие у него глаза!

— Береги себя, Яна.