Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным. Из дневников 1911-1965

Пятница, 23 декабря 1932 года

Первое впечатление от Гвианы: сквозь пелену дождя проступают неясные очертания пальм на переднем плане и фабричных труб – на заднем. Вошли в устье реки и спустились по течению к нашему причалу. Мрачного вида, незащищенные от ветра верфи, рифленые железные крыши складских помещений. «Тропическая вегетация». А вот вид на залив хорош: матовая поверхность ярко-зеленой у самого берега воды, которую видно сквозь такелаж шхун. Запах тростникового сахара и тучи пчел вокруг таможенных ангаров. Высадка на берег, во всем, что касается иммиграционных служб и таможни, прошла безболезненно. Паспорта; неграмотный чернокожий матрос в допотопной соломенной шляпе. Сел в такси и под проливным дождем – в отель «Морской вид», где у меня зарезервирован номер. Большой пансион. Вся прислуга женская. Домоправительница: белая девица – хорошенькая, бесцветная, на редкость бестолковая. Съел ананас, рыбу и яйца. Пошел погулять по городу: жарко и утомительно. Широкие улицы с отдельно стоящими деревянными зданиями. Внушительные виллы. Отталкивающего вида универмаги. Ратуша в шотландско-фламандском стиле из модельных досок и чугуна. <…> Побывал в клубе: огромный, покосившийся амбар с бильярдными столами и баром; полуразвалившийся музей с выцветшими фотографиями и уродливыми чучелами представителей местной фауны. Встретил очень славного священника; показал мне, как пройти к дому епископа. Оставил рекомендательные письма. <…>

Дал интервью двум чернокожим репортерам. Написал домой. Общее впечатление от Джорджтауна: скучать без него не буду. Уж очень разбросан.

Рождество, 1932 год Весь день сидел один – или обменивался с кем-нибудь незначащими фразами. Обнаружил, что Мэггс (знакомый Во, один из пассажиров. – А. Л. ) пребывает в унынии и мучается от одиночества, и подарил ему на Рождество экземпляр «Далекого народа» [254] , что сейчас представляется мне поступком довольно глупым. Рождественский ужин в Доме правительства. Сочетание пиджака (вместо фрака) и белого галстука наверняка выглядело очень странным, но мне все равно. Трогательная попытка Дэнемов вести себя с бездетными чиновниками запросто. Много шуток: нарисованные купюры; когда их извлекают из бумажника, они издают визгливые звуки; ложка, подвешенная к потолку. Мужчин за столом гораздо больше, чем женщин. Меня посадили между чернокожим генеральным прокурором и белым архидьяконом. Тосты за короля и за «верных друзей». После ужина беседовал с местным викарием и угрюмым чиновником с наградой в петлице – говорит исключительно о сомалийцах. Обмен репликами на вполне человеческом языке с высоким рыжим адъютантом и его смазливой секретаршей.