Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным. Из дневников 1911-1965

Вторник, 4 апреля 1933 года С помощью угроз и подкупа катер удалось отправить спустя два часа сорок пять минут после назначенного времени. Уютно устроился в средней части судна вместе с тремя негритянками, которые непрерывно что-то ели, и четвертой в парусиновых туфлях, с термосом, золотыми серьгами и мешком мятных леденцов. Капитан преклонных лет. В Рокстаун прибыли в 8.30 вечера и отплыли в половине двенадцатого. Билетер никак не мог сосчитать билеты, машинист – завести мотор. Двенадцать человек вместе с багажом набились в один грузовик, прицепленный к трактору. В Висмаре были в четыре утра. Повесил гамак на палубе и проспал два часа, не обращая внимания на орды москитов. Рокстаун совершенно обезлюдел. Висмар – маленький, оживленный городок; населен черными, индусами и китайцами.

Среда, 5 апреля 1933 года Расплатился по счетам. Пароход отошел в 8.30 утра. Дать телеграмму в Джорджтаун невозможно [275] .

Пятница, 6 июля 1934 года Встретился с Хью (Лайгоном. – А. Л. ) в Холкерсе и выпил с ним джина. В «Лиллиуайте» приобрел лыжи, ледорубы и вязаный шлем [276] . Сэнди очень доволен: везет с собой горы шоколада и морфий. <…> Примерил в магазине в Холборне ветровку и стеганые штаны. Какие-то туристы-спортсмены покупали палатку. Стоило мне войти, как продавец догадался: «Экспедиция на Шпицберген». Купил спальный мешок и подстилку из прорезиненной ткани. После ужина у родителей собирал вещи. Часов в десять вернулся в «Сэвил». Позвонил в «43» [277] , попросил к телефону Уинни. Ответили, что ее еще нет, тогда поехал к ней домой. Разыграла спектакль под названием: «Как мне грустно, что ты уезжаешь».

Суббота, 7 июля 1934 года

<…> Поезд отходил в половине второго. Поначалу пребывали в отличном настроении, опорожнили в вагоне-ресторане кувшин шампанского с портером и несколько рюмок ликера. А потом, разомлев от жары, взялись за джин и пили его весь остаток дня: стюард утомился бегать к нам и обратно. К шести вечера поутихли; сидели, засучив рукава, в полной прострации, а жена священника поедала нас глазами. В Ньюкасл поезд прибыл с часовым опозданием.

Сэнди получил разрешение из Министерства внутренних дел на вывоз морфия; должен был предъявить его на таможне, таможенники были предупреждены.

Плыли вторым классом. Каюты хорошие, но на пароходе отсутствовал бар и не хватало прислуги. Ужинать сели только в десятом часу. На столе стояли маленькие металлические тарелочки с сардинами, помидорами, сыром и пр. Мы было решили, что это hors d’oeuvres [278] , но потом обнаружили на столе блюдо с разогретой тушенкой и поняли, что это и был весь ужин.

За нашим столом сидел норвежец.

– Вам нравится норвежская селедка? – спрашивает.

– Да.

– Она очень дешевая.

На следующий день мы предложили ему целую тарелку селедки.

– Слишком много разговоров о рыбе, – сказал он. – Она очень дешевая.

Наверху в курительной Сэнди разговорился с человеком с Гебридских островов, а Хью – с врачом, который должен был пересесть на «Родни». Я устал. Спать лег рано и принял снотворное.