Не знаю сколько времени проходит за размышлениями об этих ощущениях, но вот Ева присаживается рядом со мной и устремляет свой взгляд вдаль. Видимо, мысленно прибывает в минувшем разговоре.
— Всё хорошо? — спрашиваю я, вырывая её из раздумий. — У брата?
— Да, — улыбается она и переводит взгляд на меня: — Спасибо, что помог.
— С корыстной целью, — усмехаюсь я, вынуждая её озадачиться. — Тоже хочу позвонить кое-кому. Ты не против?
— Нет, конечно! — тут же протягивает она мне телефон.
Беру его и поднимаюсь на ноги, чтобы вернуться на пригорок.
Номер я запомнил наизусть. Подолгу всматривался в него, пытаясь осознать правду. Боялся, что цифры исчезнут, и всё окажется не больше, чем сном.
— Да? С-слушаю! — звучит в динамике дрожащий голос.
— Привет, мам. Это я...
— Никита? Никита, с-солнце моё! Ку... куда ты пропал? Я... я уже не могу... С-сыночек, мне так плохо. Очень-очень плохо. П-помоги мне, слышишь? Умоляю тебя!
— Мам... — сжимаю я зубы. — Я... я не могу.
— Не... не можешь? Что э-это значит?! Хочешь, чтобы я подохла? Да? Этого ты хочешь? Вместе со своим папашей ждёте моей смерти, так?!
— Прекрати, — выталкиваю я из себя воздух, потому что горло сжал спазм.
Легкие, сердце, живот — всё сжалось от убийственного коктейля чувств. Страх, досада, разочарование, стыд, сочувствие, вина...
Буквально в один момент мне становится так хреново, что хочется выть в голос.
Но я себя сдерживаю, а вот мама не может:
— Прекрати-ить? Тебе плевать на меня! Я знала — знала! — что он настроит тебя против меня! Какой же ты слабый и жалкий! Мне нужны деньги, слышишь? Приезжай ко мне! С-сейчас же!
— Я не могу, — повторяю я, и рука, держащая телефон, безвольно падает вниз. — Прости...
Телефон тоже падает в траву, да я и сам опускаюсь вслед за ним, будто бы лишился всех сил. Ей плохо. Словно я надеялся услышать обратное, набирая её номер. Дурак. Естественно, она страдает без очередной дозы хорошей наркоты. Ещё один-два дня, и она вколет себе какую-нибудь дрянь. Дешёвку, низкопробного качества. Лишь бы прекратить ломку... Лишь бы забыться в обманчивом дурмане удовольствия...
Чёрт, как же это невыносимо!
Знать, что она убивает себя. Знать и мириться с мыслью, что я снова могу её потерять...
Глава 15. Никита
— Никит? Всё в порядке?
Я смотрю на Еву невидящим взглядом и киваю. Далеко не всё в порядке, но я в норме. В норме.
Вот только глаза режет невыносимо, поэтому приходится сжать пальцами переносицу, чтобы не разреветься, как девчонка.
— Точно? — идёт Ева ближе.
— Сто процентов, — бросаю я и поднимаюсь на ноги. Я не нуждаюсь в чей-либо жалости. Нет уж, увольте. — Пошли обратно.
— Я... — теряется Ева, изучая меня смешанным взглядом. — Хотела предложить...
— Что? — тороплю я её.
— Может, спустимся к зданию? — улыбается она с осторожностью, словно шагает по минному полю. — Посмотрим...
— Плевать, — жму я плечами, подхватываю с травы её телефон и, проходя мимо, вручаю его ей. — Пошли.
Ева ничего не говорит, спускаясь вслед за мной.
Здание состоит из красного кирпича. Давно заброшенное. Изветшалое. Но именно в таких местах веет своего рода магией. Или даже мистикой.
Внутри полно строительного мусора, кое-где пробивается трава, а то и деревца: тонкие, ветвистые.
В целом складывается впечатление, что была задумка что-то здесь построить, которая так и не увенчалось успехом.
— Здесь красиво, да? — осторожно ступая по ломанному кирпичу, улыбается Ева.
И ты красивая.
Не знаю, дело ли в освещении, в самом месте или в искреннем восторге, что светится на её лице, но я вдруг ясно осознаю, что девчонка мне нравится.
И, возможно, нравится давно. С той самой первой встречи. С момента, как я только-только заглянул в невероятные медовые глаза, в которых увидел что-то большее, чем простое желание поживиться за чужой счёт...
Я ничего ей не отвечаю и прохожу к нише для окна. Забираюсь туда с ногами, опираясь спиной на кирпичную стену, и закрываю глаза.
Долгий и странный день. И появись такая возможность, я не стал бы в нём ничего менять. Ни одной прожитой минуты.
— Ты пыталась помочь своему отцу? — спрашиваю я негромко, даже не надеясь, что Ева меня услышит. Или не желая этого.
Но она слышит:
— Ты про то, умоляла ли я его бросить пить ради своих детей? Или выливала ли я спиртное в раковину, чтобы потом за это получить? Или вытаскивала ли из кармана его куртки зарплату, чтобы успеть заплатить по счетам квартиры, пока он не пропил все деньги? За что тоже получала? Ругалась ли я с ним? Взывала ли его к совести, напоминаниями о маме, о том, что бы она ему сказала, будь жива? — Ева останавливается рядом, опирается ладонями в нишу и смотрит на меня: — Всё это было. Пока я однажды не поняла, что он взрослый человек, самостоятельно выбравший такой путь. Потому что слабый и никчёмный.
— Но он же не всегда таким был?
— Всегда. Будь иначе, он бы не сломался. Не бросил бы нас с Ромкой.
— Ну а специализированная клиника?