Говоров прислонился к притолоке.
Он так и знал, что этим кончится… Целый день ждал, что Тася вот-вот появится, однако в глубине души чувствовал неладное…
И не ошибся!
А Маргарита поспешно поднялась к себе и, сев на кровать, украдкой дочитала Тасино письмо:
«…Хотя после вчерашнего у меня не хватает смелости сказать правду тебе в глаза, поэтому пишу. Я – твоя мама. Если ты захочешь меня найти после всего, то найдешь у Дементия Харитоновича. Я выхожу за него замуж. Люблю тебя, единственная моя радость, и буду ждать».
Маргарита пожала плечами и изорвала эту чушь в мелкие клочья.
Да… жизнь начинается сначала!
В эту самую минуту в дверь постучали.
Маргарита покрепче стиснула кулак с обрывками бумаги…
Никто не видел, что она взяла это письмо. И она никому ничего не скажет!
Вошла Лиля.
Бросилась к Маргарите, свернулась клубочком на ее коленях:
– Мамочка… я его так ждала!
Она плакала.
Внезапно Маргарита вспомнила… Вот вернулся с фронта Михаил. И привез эту девчонку, которую приказал жене называть дочерью и любить, как родную дочь.
И Маргарита, оскорбленная до глубины души, бросает ему с укором:
– Я тебя так ждала!..
Как же смешна и жалка казалась она себе самой теперь! Сколько уроков с тех пор преподала ей жизнь – преподала из-за этой вот девчонки и ее родной матери. Ну не смешно ли, что именно ей сейчас приходится эту девчонку утешать и давать ей бесценный совет… подарить ей свое главное орудие, которое помогало ей все эти годы, – помогало выстоять и сохранить уважение к себе!
– Нельзя распускаться. Несмотря ни на что!
Тот случай с горчицей и постным маслом был последним. С тех пор Маргарита Говорова никогда не распускалась до такой степени!
– Мамочка! – рыдала Лиля. – Как быть сильной? Научи меня! Кому верить?
Маргарита наклонилась к ней и поцеловала почти с любовью. О, это ощущение свершившейся мести было восхитительно!
Никогда, никогда стряпуха больше не увидит свою дочь…
– Мне верить, – твердо сказала Маргарита. – Я ведь твоя мама!
Лиля прижалась к ней, слабо улыбаясь.
Какое счастье, что этот ужасный день наконец-то заканчивается. Какое счастье, что мама рядом!
Варвара старательно строила из себя дурочку и отмалчивалась. Евсей Ильич тоже отводил глаза и порол всякую чушь. Говоров злился, как черт, пока не понял, что старые друзья не просто так морочат ему голову: они не хотят причинять ему боль.
Как будто ему могло стать еще больней!
В конце концов он все вытянул из Егорыча, который тоже был в курсе дела. Узнал и время, и место.
Теперь он сидел в автомобиле около городского центрального загса и смотрел за суетой нарядных молодых пар, которые явились сюда, чтобы сочетаться, так сказать, браком.
Молодых пар! Вот именно!
А Шульгину под шестьдесят! А Тасе сколько – небось под сорок? Ну, с Шульгиным все понятно: седина в голову, бес в ребро, но ей-то, ей-то не стыдно глупостями заниматься? Ну вот выйдут они сейчас на эти ступени, где полно невест в белых платьицах, – два старых несчастных дурака, которые отводят глаза друг от друга.
Внезапно Говоров представил себя и Тасю – как они выходят на ступени загса.
У них бы все было по-другому!
А вот и они… это они? Говоров даже не сразу узнал Шульгина, настолько счастливым и помолодевшим тот выглядел. Да и Тася казалась какой-то другой… волосы уже не реяли привычным облаком вокруг головы, а были строго уложены… И платье новое! Это платье, конечно, ей Шульгин купил. А Говорову она ничего не позволяла ей дарить…
А вот и предатели (так Говоров называл про себя Варвару и Евсея Ильича). Набежали с поздравлениями, ишь!
Ну, пора и ему.
Говоров выбрался из машины, волоча за собой букет белых каллов. Модные такие цветы, на лилии здорово похожи… И тут до него долетели последние слова Варвары:
– Может, ребеночка еще родите!
– Ребеночек – это у нас в планах, – ответил Шульгин.
«Старый дурак!» – в который раз за этот день подумал Говоров – с лютой ревностью подумал! – и пошел вперед… как на амбразуру бросился.
– Ты молодец, – выдавил он, – все правильно, Таисья… Шульгина, я полагаю?
Она кивнула.
– Шульгина, Шульгина, – подтвердил ее… муж.
Впервые Говоров не видел привычной теплоты в глазах своего друга, да и сам, надо думать, смотрел на него отнюдь не по-дружески.
Сунул Тасе букет, подал руку Шульгину и произнес заранее приготовленную фразу:
– Поздравляю, друже. Тебе досталась лучшая женщина, которую я знал в своей жизни.
«Да, она была моя! – хотел сказать Говоров этой фразой. – Она любила меня и до сих пор любит! А что к тебе ушла, так это потому, что жизнь такая сволочная, а я – дурак! Дурак, который однажды струсил! Но она не любит тебя! Она всегда будет моей!»
Тася опустила глаза. По лицу Шульгина прошла судорога – о да, он, конечно, понял все, что крылось за этими словами…
И вдруг отбросил палку:
– А ну, подержите-ка!
И, едва Варвара успела поймать ее, как Шульгин легко подхватил Тасю на руки и понес к машине.
– Ой, что вы, Дементий Харитонович, у вас же нога! – воскликнула она, однако Шульгин только буркнул:
– Ну хватит уже Харитоновичем-то звать!