Несколько мгновений Говоров любовался тем, как ловко она спускается, опираясь босыми ногами на крепко стянутые узлы, а потом подошел и встал под «канатом», так что Лиля вдруг угодила ему прямо в руки.
– Ну что, дочуня? – ухмыльнулся ехидно. – Зубную щетку не забыла?
Она от изумления лишилась дара речи…
– Ну, давай, давай, – подначивал Говоров, – изверг, сатрап, деспот, кто я еще там у тебя?
Лиля строптиво брыкнула босыми ногами:
– Ну почему я такая несчастная?! Это действительно прóклятый дом!
– Ага! – засмеялся Говоров. – Или кто-то очень непослушный ребенок. Ну ладно, ладно…
И понес ее в дом.
Говорову нравилось, когда к нему в гости приезжал Мирон Полищук. Могло показаться странным, но этот «хороший чекист» был единственным человеком, с которым можно было беседовать без опаски на любые темы, не опасаясь доноса, скрытой пакости или подлости. Говоров же, похоже, был для Полищука единственным человеком, который не чувствовал себя при нем настороженно и не следил за каждым своим словом. Их странные отношения основывались прежде всего на взаимном доверии, и не удивительно, что Говоров был вполне откровенен, когда Полищук вдруг упомянул, что давно не видел Шульгина.
– Женился Шульгин, – угрюмо сообщил Говоров. – Влюблен, счастлив, жена красавица… Так что наш друже взял верх над жизнью, и не до нас ему теперь.
– Михаил Иванович, – изумленно протянул Полищук, – да ты никак завидуешь Шульгину.
– С чего ты взял? – немедленно ощетинился Говоров.
Полищук не ответил. Помолчал и заговорил о другом:
– Как дочка твоя? Подарки на свадьбу готовите?
– Типун тебе на язык! – криво усмехнулся Говоров. – Шестнадцать лет – какая свадьба?.. Не знаю, что и делать. Учиться надо, а у нее одна любовь в голове. Такие фертеля выбрасывает!
– Одно утешение – у меня сын, – довольно сказал Полищук. – Но тоже, бывает, характер показывает! Оболтус… А твоя – это из-за того парня, что я у вас видел? – спросил он безразличным тоном.
– Да… – тяжело вздохнул Михаил Иванович.
– А я его знаю, – безразлично обронил Полищук. – У меня память фотографическая. Правда, фамилию пару дней вспомнить не мог. Он же Морозов?
– Морозов. А почему ты его вспомнил? – насторожился Михаил Иванович.
– Я же говорю, – повернулся к нему Полищук, – у меня память фотографическая.
– Погоди, погоди, Мирон, – с беспокойством сказал Говоров, – на этого Морозова у вас что-то есть?
– В наших архивах много интересных документов можно найти, – загадочно ответил Полищук.
Тасе хотелось сделать это давно, однако она сдерживала себя. Было так страшно снова нарваться на Лилину жестокую отповедь… Но еще больше хотелось слышать ее голос.
Может быть, девочка уже успокоилась? Уже не злится? Может быть, прочитав то письмо, которое оставила ей Тася, она смягчилась?
Тася, конечно, ждала, что Лиля позвонит или приедет. Но, может быть, она стесняется – после той ужасной ссоры?
Надо ей помочь. Надо пойти навстречу. И вообще, что такое письмо?! Лучше с ней поговорить!
Конечно, Тася отлично понимала, что отправиться в Дом с лилиями у нее не хватит храбрости. Но по телефону позвонить…
Но решиться позвонить по телефону тоже оказалось непросто!
И вот наконец она решилась.
Молилась Богу, чтобы трубку взяла Лиля или хотя бы Варвара! Но Бог нынче, видимо, был занят другими делами, и Тасины мольбы до него не дошли.
В трубке зазвучал голос Маргариты!
– Алло, здравствуйте… это Таисия Шульгина, – нетвердо сказала Тася. – Можно мне с Лилей поговорить?
Тася расслышала, как Маргарита, стоя у телефона, шумно перевела дух и ледяным голосом ответила:
– Моя дочь в вас не нуждается. Более того, она вас видеть не хочет. Вам это понятно?
– Маргарита, прошу вас, не кладите трубку, просто скажите мне, как Лиля, – взмолилась Тася.
В ответ раздались короткие гудки.
Тася представила себе Маргариту – великолепно причесанную, в нарядном платье или в таком роскошном халате, что его тоже можно принять за нарядное платье… Маргариту, которая забрала себе ее, Тасину, дочь, вцепилась в нее – и не отдает, потому что только этим может удержать около себя Михаила.
Пусть его берет, но Лиля… Лиля – это последнее, что осталось в жизни у Таси, ее последняя радость.
Конечно, теперь ей живется легче, у нее есть заботливый муж, но… врут те люди, которые говорят, что жалость для женщины – это первый шаг к любви. Тася жестоко ошиблась, приняв жалость за любовь! Она хотела укутать себя любовью Шульгина, как теплым одеялом, но попала в такой капкан…
Потому что она честный человек, который не может только брать. Ей хочется отдавать – но что? Ей нечего дать Шульгину! Она вся принадлежит Михаилу и Лиле!
Чужому мужу и чужой дочери…
Тася обнаружила, что все еще стоит около телефона и слушает гудки, и положила трубку.
Подошла к стене, на которой висела Лилина фотография. И Лиля там еще маленькая… Лет десять ей, не больше… Сейчас она совсем другая.
Эта фотография – все, что есть у Таси. Когда же она сможет снова увидеть дочь?
Раздался звук открываемой двери, а потом голос Шульгина:
– Тасенька! А у меня окно!
Шульгин с недавних пор вел занятия в партшколе.