Чужая кожа

— Я тоже звонила, пытаясь понять, куда ты пропал, что с тобой.

— Преимущество мобильного телефона заключается в том, что ты видишь, кто звонит, и сам принимаешь решение, стоит ли перезванивать или отвечать на звонок.

— Понятно. Яснее просто нельзя выразиться. Ты хочешь, чтобы я уехала? Хорошо, я уеду. Скажи, ты действительно этого хочешь?

Вирг Сафин замолчал. Тут только нервное напряжение немного меня отпустило, и я стала присматриваться к тому, как он выглядит. Выглядел он не очень. Он был в том самом уродливом черном пальто, которое я когда-то пообещала себе носить до конца расследования, но так и не выполнила свое обещание. Расследование было закончено, а я не одевала пальто.

Теперь на плечах Вирга Сафина оно еще больше выглядело уродливой тряпкой и еще больше притянуло мою душу — сама не знаю, почему. Сам же Вирг Сафин выглядел каким-то помятым. У него были воспаленные, покрасневшие глаза, трехдневная жесткая щетина, немытые волосы и не свежий свитер, на загнутом воротнике которого виднелась полоска грязи. Он похудел и осунулся, выглядел так, словно спал под мостом и не ел несколько дней. Кроме того, в нем чувствовалось какое-то внутреннее напряжение, словно под его кожей горел мучительный огонь, который испепелял его изнутри. Чувствовалось, что он страдает, и что он на грани нервного срыва. Я догадывалась, почему.

Из-за того, что он сделал. Хотел не делать, пытался терпеть, но сделал. И из-за этого он мучительно, страшно, жестоко все продолжает себя казнить. Я знала о внутренних муках этой его казни. Мне было мучительно его жаль, и я страдала вместе с ним всей своей кожей, каждой клеткой. Я страдала потому, что давным-давно всей своей кожей срослась с ним.

Он обдумывал мой вопрос и не знал, что ответить. И я не дала ему ответить, потому что всем телом потянулась к нему. Но вместо того чтобы обнять меня, он отпрянул с мучительной гримасой на лице и дрожью во всем теле.

— Нет… я не могу… нет…

Он дрожал, слова его заплетались, я знала, что все слова нужно выбросить вон. Но он почему-то продолжал бормотать:

— Я не могу… я виноват… я не должен был… Тебе лучше уехать… еще есть время… ты еще можешь уехать… спастись…

Я крепко обняла его дрожащие плечи.

— Я жду тебя сегодня вечером, в 7 часов. Мы будем делать то, что делали раньше в Фиолетовой комнате, то, что так нравится тебе и мне.

Когда за ним захлопнулась дверь, я позвонила Сильвии и сказала, что он будет у меня в 7 часов вечера.

— Ты уверена, что он придет? — голос Сильвии был мрачен.

— Даже не сомневайся. Он придет.

— Свечи гаснут, — Сафин пошевелился возле моего тела, это были его первые слова после моих «сумерек», — зажги их снова.

— Нет, — я покачала головой, — я не хочу.

— Темны твои волосы ночью… Темна твоя душа, — темнота полностью скрывала его лицо, но даже сквозь нее я видела, как невесело он улыбнулся, — пока в твоей жизни есть я, все вокруг тебя темнота.

Внезапно я решилась. Я села рядом с ним, обхватив руками дрожащие от страха колени. Я молилась темноте, которая скрывала мое лицо.

— Послушай меня, Вирг Сафин, — голос мой дрожал, но мне было на это плевать, — хотя бы раз в жизни меня послушай! Послушай потому, что я умру за тебя. Я умру за тебя, Вирг Сафин. Я сделаю это с радостью. А потому послушай, что я скажу.

— Я не хочу, чтобы ты умирала, — по его телу волной прошла странная дрожь, я уловила ее отблеск в ночи.

— Я же просила меня не перебивать! Ты не слушаешь. Ты никогда меня не слушал. Давай сбежим отсюда. Давай уедем в Нью-Йорк. Если не хочешь в Нью-Йорк, давай уедем в Тюмень, на остров Фиджи. Давай уедем куда угодно, в любой город, где вернутся твои глаза. Ты понимаешь, о чем я говорю, Вирг Сафин. Где глаза твои вернутся, станут прежними, из самого твоего детства…

— Мои глаза никогда не вернутся. Их ничто не сможет вернуть.

— Я смогу.

— Тогда меня надо убить, потому, что это буду уже не я.

— Тогда я убью тебя, Вирг Сафин. Я убью тебя и снова возрожу к жизни.

— Слишком поздно. Ад не воскрешает своих героев. Ничто не сможет меня возродить.

— Я люблю тебя так сильно, что не остановлюсь перед адом. Я люблю тебя так сильно, что не остановлюсь перед болью. Я люблю тебя так сильно, что даже смерть не сможет меня остановить. Разве ты не понимаешь, что в этом мире ничего кроме моей любви не существует? Нет ни будущего, ни прошлого. Нет ни времени, ни территории, ни пространства. Даже смерти и войны тоже нет. Моя любовь — это краеугольный камень, на котором держится все. Выбить его из-под ног, и мир рухнет. Моя любовь вдохнет жизнь даже в твою смерть. Я знаю, о чем говорю. Я уже видела в лицо смерть. А потому я имею право говорить просто и прямо. Я хочу увезти тебя отсюда. Хочу тебя спасти. Хочу новых рассветов. Хочу Нью-Йорка или любого другого места в мире. Хочу жить только ради тебя. Послушай меня хотя бы раз в жизни! Сделай так, как прошу!