Чужая жена – потемки

Он только тогда мог именно так удивляться: широко распахивая глаза, неуверенно, растерянно улыбаясь. Именно таким она его запомнила, когда сказала ему, что начала встречаться с Витей. Таким – вполне нормальным, растерянным и человечным. Потом все стало по-другому. Потом Кузьмин вдруг резко повзрослел, связался с неприятной компанией. Начал цепляться к ней, насмехаться. Начал пропадать неделями, не появляясь в школе на занятиях. Его видели и с пивом, и с водкой, со взрослыми девицами и крутыми мужиками на крутых машинах.

Все потом исчезло из него, все. Будто какой-то пьяный, дурной дворник смахнул с Кузьмина своей поганой метлой все хорошее. А теперь – на какой-то миг – это вдруг вернулось, будто она снова ему про Витю сказала. О том, что, кажется, она влюбилась в Виктора без памяти, и о том, что они начали встречаться.

– То есть ты хочешь?.. – Он не у нее теперь спрашивал, – у самого себя, выворачивая ладонь ковшиком то вверх, то вниз, будто мысли свои взвешивал. – Лучше тюрьма, чем со мной, так?

– Приблизительно, – кивнула Дина.

Вообще-то она никаких аналогий для себя не проводила. Она просто устала от этой страшной истории, в которую попала по воле случая. Устала от присутствия Кузьмина, заставлявшего ее ненавидеть саму себя, вынуждавшего ее нервничать и чувствовать что-то неприятное, темное, растущее в ее душе, наряду с удушающим чувством вины.

Устала!

– То есть, – продолжал пересыпать из ладони в ладонь свои мысли Кузьмин. – Лучше ты сядешь в тюрьму за преступления, которых ты не совершала, чем?..

– Чем находиться в постоянном страхе разоблачения непонятно за что, – закончила за него Дина, испугавшись, что он снова «слепит» их обоих вместе, ее и себя, в своем предположительном анализе. – Пусть уж лучше этим милиция занимается.

– Чем кто?

– Чем вообще никто!

– Ладно… – как-то неожиданно, поспешно согласился Данила и хлопнул в ладоши, словно прихлопнул свою последнюю мысль, рвавшуюся наружу. – Тогда пошли…

– Куда? – Ей пришлось почти побежать за ним, так резко он стартовал с места. – Куда теперь?

– А теперь, дылда, мы возвращаемся в город. И пусть все будет так, как ты хотела. Но!.. – он резко остановился, повернулся к ней и больно ткнул ее пальцем в грудь. – Но о помощи тогда не проси!

– А я просила?! – возмутилась она, отпихивая его жесткий палец. – И можно подумать, ты мне помогал!

– А что же, по-твоему, я все эти несколько последних дней делал? – Он надул губы, как пацан, и снова стал похож на парня из ее беззаботного детства и отрочества.

– Что?!

– Я помогал тебе выжить, дылда! – ухмыльнулся он, но губы его подрагивали, то ли от обиды, то ли черт его знает от чего. – Учти… будут еще трупы…

Глава 7

В наступавшее сорокалетие Рыков Олег Иванович входил с неутешительными для себя выводами.

Оказывается, он не любит людей! И не в той связи, определенной каким-то остряком, которому больше были по душе животные. Нет! Он и животных не очень жаловал. Нет, он понимал, конечно, надобность и полезность парнокопытного скота, потому что пил молоко, употреблял в пищу кисломолочные продукты, мясо и все такое. Но вот собачек домашних и кошечек он на дух не переносил. И что касается людей…

Он совсем не любил людей. Совсем!!!

– Это, мальчик мой, тебе твоя проницательность пакость подобную подбросила, – любила сетовать его мамаша, перебирая колоду карт на все лады в иссушенных годами ладонях. – Если бы не был ты таким умником!..

Мать пристально смотрела на него поверх оправы стильных модных очков, укоризненно мотала головой, причмокивала языком и вновь принималась тасовать карточную колоду.

– Не будь ты таким-то умником… – продолжала она после паузы, в течение которой успевала разложить пасьянс. – С Женькой бы до сих пор жил, не тужил. И детей бы нарожал. И по службе бы выдвинулся.

– Продвинулся, – машинально поправлял ее Олег Иванович Рыков.

– Женька у тебя была… такая! – мечтательно закатывала мать глаза, не обращая совершенно никакого внимания на его нравоучительный тон. – Умница! Мало того, пробивная умница! Она бы тебе давно карьеру состряпала.

– Она не любила меня, ма.

Всякий раз, когда речь заходила о его бывшей жене, с которой он прожил всего каких-то полгода или чуть больше, Рыкову хотелось залезть под стол и закукарекать оттуда, как в детстве, когда он проигрывал в споре. Не потому, что он считал в раунде «Олег – Женя» проигравшим себя, нет. А для того, чтобы заставить мать замолчать. Если уж мать заводила разговор о женщине, которая после брака с ним еще дважды побывала замужем, ее было не остановить.

Он заехал к ней на какие-то полчаса. Выкроил тридцать минут драгоценного времени и заехал. А она – снова здорово!

– И все давно в прошлом, – проговорил он примирительно вместо глупого кукареканья, искренне надеясь тем самым тему закрыть.

Но не тут-то было! Мадам Рыкова – а в дачном поселке к ней обращались непременно и именно так – довольно улыбнулась.