Чужак в чужой стране. Книга 10

Нет, Джубал никак не мог проглотить эту теорию случайностей, которая, однако, была весьма популярна среди людей, называвших себя учеными. Случайность никак не могла объяснить Джубалу существования Вселенной. Она не могла объяснить даже существования самой случайности, как горшок не мог объяснить существования горшка.

Что же тогда остается? «Наиболее вероятная гипотеза» не заслуживает уважения; «Бритва Оккама»[23] не может отсечь главную проблему — природу Разума Господня (можно назвать и так, ведь «Бог» — единственное односложное слово англосаксонского происхождения, не относящееся к числу односложных четырехбуквенных[24] и вполне подходящее для того, чтобы обозначать то, чего ты сам не понимаешь).

И вообще, есть ли какая-нибудь причина, чтобы отдать предпочтение той или иной гипотезе? Раз ты ничего не знаешь, значит ее нет. Джубал признавал, что всей его долгой жизни так и не хватило, чтобы разобраться хотя бы в основных проблемах Вселенной.

Так что фостериты могут оказаться и правы.

Но, напомнил он себе со злостью, две вещи незыблемы: мой вкус и моя гордость. Если монополией на Истину обладают фостериты, если Небо открыто только для фостеритов, то он — Джубал Харшоу, будучи джентльменом, предпочтет ту Вечность, что наполнена воплями пытаемых и предназначена грешникам, отринувшим Новое Откровение. Если он и не мог четко различить Лик Господень, то глаз был все же достаточно зорок, чтобы подобрать себе компанию, соответствующую его вкусам… А фостериты под эту мерку никак не подходили.

Джубал понимал, в чем ошибка Майка. Фостериты, «отправлявшиеся» на Небо в назначенное время, действительно внешне напоминали о той добровольной смерти плоти, которая, как Джубал не сомневался, была широко распространенным обычаем на Марсе. Джубал сильно подозревал, что более точным определением практики фостеритов был бы термин «убийство». Но последнее никогда не было доказано, и теперь на это почти не намекали. Фостер был первым, кого отправили «по зову» и который умер в точно назначенное время. С тех пор, среди фостеритов это считалось особым отличием и высокой милостью. Уже много лет ни один прокурор не осмеливался сунуть свой нос в эти таинственные смерти.

В общем-то Джубалу это было до лампочки, хороший фостерит — это мертвый фостерит.

Но объяснить Майку это было трудно.

К чему же тянуть резину — лишняя чашка кофе все равно не спасет положения.

— Майк, кто сотворил мир?

— Прошу прощения?

— Оглянись вокруг. Все, что тебя окружает. И Марс. И звезды. Все. Тебя. Меня. Всех. Старейшие говорили тебе, кто это сделал?

Майк казался невероятно удивленным.

— Нет, Джубал.

— А сам ты думал об этом? Откуда Солнце? Кто подвесил на небе звезды? Кто создал все это? Все, повсюду, весь мир, всю Вселенную… и нас, разговаривающих об этом между собой?

Джубал замолк, удивленный собственным красноречием. Он намеревался прибегнуть к обычным агностическим подходам… и вдруг обнаружил, что невольно следует правилам своей профессии: будучи порядочным адвокатом, он игнорирует собственные взгляды и пытается поддержать религиозный взгляд, которого не придерживается сам, но который разделяется большинством людей. Он нашел, что вольно или невольно стал адвокатом ортодоксальных взглядов против… против чего, он и сам не знал… Против нечеловеческой точки зрения, должно быть.

— Как отвечают Старейшие на эти вопросы?

— Джубал, я не грокк… что это действительно вопросы. Мне очень жаль!

— Как? Я не грокк ответа!

Майк помолчал.

— Я попробую… но слова… они… неправильны. Не «поместил», не «сделал». Мир есть. Мир был. Мир будет. Вот!

— Каким был вначале, таков теперь и пребудет всегда. Мир бесконечен…

Майк радостно улыбнулся.

— Ты грокк это!

— Я не грокк, — хрипло ответил Джубал, — я просто процитировал нечто, сказанное одним Старейшим.

Он решил подойти с другой стороны. Бог-Демиург был не тем аспектом Божественности, с которого следовало начинать: Майк не представлял себе самой идеи Создания. Джубал и сам не был уверен в правильности своего понимания, но уже давным-давно заключил с самим собой договор: постулировать создание Вселенной по четным дням, а вечной, никем не сотворенной, хватающей себя за хвост Вселенной — по нечетным, поскольку каждая из гипотез не уступала в парадоксальности своей сопернице. Лишний же день високосного года оставался на долю оголтелого солипсизма.

Решив так для себя раз и навсегда этот не имеющий ответа вопрос, он не вспоминал о нем уже в течение отрезка времени, равного жизни целого поколения.

Теперь Джубал решил объяснить религию в самом общем плане, оставляя проблему Божества и связанных с ней аспектов на потом.