Чужаки

— Опять насчет жилья, — поморщился он недовольно, когда Серега попал, наконец, к нему в кабинет. — Я же сказал тебе русским языком… сказал — в ближайшее время ничего обещать не могу. Вот достроим комплекс, тогда другое дело, а пока… Ты здоровый мужик, с хорошей специальностью… Мне Гуляев говорил — ты в технике хорошо разбираешься… Неужели тебе самому не под силу купить какой ни на есть дом.

— У меня нет денег, — сказал Серега, которому сразу как-то расхотелось разговаривать с директором. Но раз уж он пришел, то нужно было высказаться. — Да я в общем-то к вам по другому делу.

— Слушаю, — насторожился директор.

— Переведите меня в другую бригаду.

— А чем же эта тебе не угодила?

Сереге следовало бы объяснить директору причину своей просьбы, но как раз этого он сделать не мог, потому что и сам толком еще не разобрался в своих бедах. А тут еще разговор с Хренковым… До этого разговора он хотя бы верил в то, что после ухода из бригады его семейные дела пойдут на лад. А теперь и в этом сомневался. К тому же директор встретил его не больно дружелюбно, осадил можно сказать. Какие уж тут откровенности.

И Серега предпочел выкрутиться.

— Слишком много работы, — ляпнул он первое, что ему на ум взбрело. — Не успеваю готовиться в институт. Я поступать собрался. На заочный…

— Здоров ты, оказывается, арапа заправлять, парень, — рассмеялся директор. — Это зимой-то много работы… Одно из двух: либо ты никогда по-настоящему не вкалывал, либо врешь как сивый мерин. Если судить по отзывам твоих товарищей, то скорей всего второе. Так вот, Дорогуша, давай выкладывай начистоту, иначе разговора у нас не получится.

— Ладно, — сказал Серега. — Считайте, что мы не сработались с бригадиром.

— Выходит, не сошлись характерами… Развод и девичья фамилия… Это что ж, у вас в Сибири так заведено — после первой неурядицы менять место работы? Нет, брат, в этом деле горячность плохой советчик. Помню, когда я еще счетоводом работал, был у нас главным бухгалтером Эйно Карлович Пиккус, из эстонцев. Бог весть каким ветром занесло его к нам, и ничего, прижился. Аккуратист был, каких теперь, наверно, не встретишь. Все денежные бумаги печатными буквами от руки заполнял. А я был молодой, только после школы, у меня в голове танцы-шманцы, мне нужно было поскорей отделаться на работе и на свиданку бежать. Вот я стал выписывать счета и перепутал графы. Ну ничего, думаю, обойдется. Не тут-то было. Эйно Карлович заставил меня все переделать. Я переписал, но с помарками. Он меня опять вернул. И так раз пять. Ну, я вскипел. Прибегаю к тогдашнему директору и бац на стол заявление об уходе. Он даже не спросил, почему мне вздумалось уходить. Приходи, говорит, через неделю, подпишу. Только через неделю я уж и думать забыл про свою обиду. А потом мы были с этим Пиккусом не разлей вода. Он, когда на пенсию уходил, меня рекомендовал в главные бухгалтера… И как я благодарен директору, что не подписал он мне тогда заявление…

Так что, дорогой товарищ, сначала остынь, а потом приходи. Сдается мне, твое заявление блажь. Гуляев, конечно, любит поколобродить, но на работу злой и как бригадир меня вполне устраивает. Опять же о тебе хорошего мнения. Кстати, просил тебе сто рублей выписать в счет получки, говорил — нуждаешься очень. Так что можешь получить.

Серега ушел от директора ни с чем, но странное дело — он не пал духом, а даже наоборот. Он чувствовал себя, как человек, который исполнил неприятную, но неизбежную обязанность.

«Все одно к одному, — думал Серега, комкая в кармане новенькие червонцы, которые выдали ему в бухгалтерии. — Зачем казаться лучше, чем ты есть на самом деле? Ведь это обман, а обман рано или поздно все равно откроется. Так лучше уж раньше. Судьба такая, против нее не попрешь».

Спроси его, куда он идет, он толком и не ответил бы. А между тем ноги сами несли его к Гуляю. Погруженный в свои мысли, он не заметил, как миновал мастерские, магазин, возле которого было по вечернему оживленно. По новому мосту Серега перешел на другую сторону реки. К вечеру ударил легкий морозец и уже успел прихватить лужи на улицах. В холодных сумерках фонари возле клуба показались Сереге холодными и колючими, как льдинки. И припомнилась ему почему-то чайная в Большой Мурте, где любили сиживать шофера: запотевшие окна, рассказы о том, кто что видел в рейсе, ожидание новых дорог…

За воспоминаниями он и не заметил, как очутился возле гуляевской избы. За занавесками горел свет и слышалась музыка. Кто-то пытался вывести на баяне первую фразу «Подмосковных вечеров».

«Поблагодарю за аванс и скажу, что подаюсь в весовщики», — наскоро придумал Серега и потянул за ручку двери.

В низенькой, жарко натопленной комнате было полным-полно народу. Был здесь и Матвей Хренков, который, как Сереге показалось, подмигнул ему из-за стола. Соус пытался сыграть на баяне. Здесь же сидел и Ерофеич. Он то и дело прикладывал к воспаленным глазам грязный платок, и при этом полные его щеки дрожали как студень на блюде. Гуляй, разгоряченный выпивкой и разговором, размахивал перед ним руками.