Чужаки

Взять хотя бы ее замужество. Семнадцати лет вышла она замуж за Миньку Чупрова. Как только отец ее женился в другой раз, и младшие дети перешли в ведение мачехи, так Степанида и выскочила за Миньку. А этот Минька не парень, а так, одно недоразумение, вроде дурачка, жил с матерью вовсе полоумной, которая побиралась по соседям. Другие в его годы любят погулять, покуражиться, а этот сядет на крыльцо, подопрет голову руками и сидит, смотрит, кто куда пошел да что понес, и так пока не стемнеет. Сидит и молчит. Вот за этого самого Миньку и вышла Степанида. Соседи, конечно, сразу решили, что у нее был на то особый интерес. Дескать, Минькина мать не так прозрачна, как кажется. С миру по нитке, как говорится… Ходили слухи, что она скопила чуть ли не состояние и продолжает побираться так, для отвода глаз. Степанида, по их мнению, про деньги прознала и решила их прибрать к рукам. Для этого и объегорила она дурачка Миньку. Им и в голову не приходило, что Степанида просто-напросто заполнила прореху в своем хозяйстве. С приходом в отцовский дом чужой женщины она неминуемо должна была лишиться всего того, что составляло ее счастье, то есть права на своих малолетних сестер и брата, права быть хозяйкой и заботиться об отце.

Выйдя замуж, она совершенно безболезненно сменила одну привязанность на другую и зажила не хуже прежнего. Сама поступила работать на свиноферму, а Миньку устроила в котельную при бане. Специальность не ахти какая, но все ж женой истопника быть лучше, нежели женой обормота. К тому же Минька оказался вовсе не таким уж беспомощным тюфтей. Просто не хватало ему напора, жизненной силы что ли, а так мужик был не хуже других, только выпить любил, а когда выпивал, все плакал, видимо опять же от душевной слабости.

Степанида родила ему сына Николая и уже подумывала о дочери, когда началась война. Минька похлюпал и ушел на фронт. Уходил, как будто навсегда, жалкий, мокроносый, вовсе не похожий на защитника. Степанида проводила его до райцентра и тут же назад, в Синюхино. Она как будто даже не заметила его отсутствия, как будто и не ждала обратно. Степанида не давала воли чувствам. Что ж с того, что муж на фронте, зато сын, вот он, рядом, орет в люльке, просит есть. И опять про нее говорили недоброе, будто она даже рада была сбагрить Миньку, будто вовсе не желала его возвращения. Доподлинно это утверждать никто не мог, но что другое можно подумать о жене, которая говорила почтальону, размахивающему у калитки фронтовым треугольничком: «Брось в ящик, я потом возьму… Колька есть просит…» Говорили, что она Миньку еще там, в райцентре, вычеркнула из живых, а он возьми да и вернись с войны целым и невредимым. Другие, кого ждали, по ком тосковали, за кого даже молились в открытую и тайком, не вернулись, а этот заявился домой невредимый и гладкий такой, как будто не из окопов вышел, а приехал из дома отдыха. В котельную он больше не пошел, а надел новые узкие сапоги, что привез с собой в вещмешке вместе с фарфоровым оленем, у которого был отбит один рог, и тушенкой, и поехал в район показаться начальству. Никто не знает, кому он там показался, какие получил указания, только после этого его как-то вывернуло.

Работать в совхозе он не желал, от своего хозяйства тоже отлынивал, надевал с утра сапоги, гимнастерку и слонялся по селу как неприкаянный, говорил, что ждет назначения из района. Другие мужчины отгуливали и брались за дело, а Минька свою линию крепко гнул. И в один прекрасный день он исчез из Синюхино. Вышел на крыльцо покурить и как в воду канул. То ли пешком ушел, то ли на попутке уехал — никто не видел. А может, он и вправду получил долгожданное назначение. Никто этого так и не узнал, потому что никому всерьез до него не было дела. Зато про Степаниду чего только опять не говорили. И загубила-то она своего мужика, чтобы воспользоваться трофейным добром, и извела его дурным обхождением, и даже зарезала и в огороде закопала. А Степанида словно и не замечала, что муж пришел и опять ушел, знай себе возилась со свиньями, да гнула спину в своем огороде, да растила Николая. Раз потеряв мужа, она так и не сумела его найти. Вскоре у нее родился второй сын, Геннадий, и образ Миньки развеялся до сновидения.

После смерти отца Степаннды мачеха уехала жить в Калугу к родственникам. К тому времени сестры повыходили замуж, а брат подался в Сибирь и там затерялся. И получилось так, что Степанида осталась единственной владелицей отцовского дома, а Минькина халупа настолько вся расползлась, что и на дом-то не походила, ни дать ни взять прошлогодняя копенка, и, хотя тепло она все еще держала хорошо, Степанида решила перебраться в свои родовые хоромы. Там она и жила до тех пор, пока старший сын Николай не обзавелся своей семьей и собственным домом, а младший Геннадий не ушел служить в армию.