Читаем Чужаки полностью

Степанида встретила его как будто не столь радушно, как прежде, но все же вдобавок к чаю и хлебу с маслом, которым его угощала Клавдия, поставила на стол еще тарелку с толсто нарезанной финской колбасой, его же вчерашним презентом. Разговор как-то не клеился.

Из мужчин в доме был один Васятка. Отец его уже ушел на работу, а Геннадий дома и не ночевал.

— Дядя, а ты правда полковник? — спросил Васятка.

— Неправда, — признался Федор Христофорович.

— Вот и я говорю бабе Степе — не похож он на полковника, а она заладила: «Половник, половник…» А ты огород копать будешь?

— Буду.

— А нельзя тебе. Сельсовет сказал: пусть живет, а копать тебе не разрешается, потому что земля совхозная.

— Значит, не буду, — сказал Федор Христофорович, поблагодарил хозяев и пошел к себе, дожидаться Пиккуса.

Эйно Карлович пришел все в той же вязаной шапке, но в белой рубашке, поверх которой была надета вязаная жилетка. И весь он был какой-то выстиранный, приятный, выходной и немного праздничный. Федор Христофорович даже позавидовал и подумал, не надеть ли и ему свежую рубашку, но потом решил, что не в рубашке дело. Должно быть, чистый воздух и размеренный образ жизни так благотворно действует на человека.

По-хозяйски, без всякой спешки, Пиккус обошел дом снаружи, обстучал каждое подозрительное бревно, поковырял ногтем паклю в щелях, потом поднялся на чердак и долго там пробыл, затем спустился в подпол, после чего осмотрел помещение изнутри. Все это он делал молча, то и дело цокая языком и покачивая головой, так что трудно было понять: одобряет он или не одобряет. Время от времени он доставал из кармана засаленный блокнот и что-то заносил в него огрызком карандаша, медлил и еще добавлял. «Так, должно быть, стихи сочиняют», — думал Федор Христофорович, пряча улыбку. Ему хотелось заглянуть в книжечку, узнать поскорей, что же все-таки нашел эстонец в его доме такого, достойного быть отмеченным в стихах. Или, может, он рецепты выписывал? Но подступиться к хозяину блокнота он не решался. Больно уж важничал Пиккус.

Наконец осмотр дома был закончен, и Эйно Карлович сам снизошел до Федора Христофоровича. Он пролистал свои записи и заговорил каменным голосом:

— Теперь можно делать смета. Смотреть перспектива, как говорится, и тихо-тихо начинать забивать гвозди.

— Много работы? — спросил Варваричев неуверенно.

— Есть немного, — сказал, нет, произнес Пиккус. — Начнем от печки, как это говорится. Старую печку нужно разобрать, она вся прогорела, и сложить новую. Плита, решетка, задвижка — все это есть возможность купить в районном центре. Кирпичи в основном будут старые, но некоторые придется заменить. У меня есть, я дам. За работу, я думаю, возьмут не меньше пятидесяти рублей.

— Кто возьмет?

— Есть тут такой Хренков. Он и плотник, и печник, а то и Степанида может сложить печку. Она это делает даже лучше Хренкова. Я когда-то тоже пробовал, но они все-таки лучше.

— Значит, за все про все, считай, рублей восемьдесят, — прикинул Федор Христофорович.

— Шестьдесят пять, — отрезал Пиккус. — Кирпич я даю бесплатно.

— Спасибо, — сказал. Варваричев. — Спасибо.

— Не стоит благодарность, — сказал эстонец. — Вам еще придется выложить порядочный сумма. Все рамы нужно менять, потому что старые, прогнили. Шесть окон — шесть рам по двадцать рублей каждая. Итого: сто двадцать рублей.

— Вместе с работой? — спросил Федор Христофорович.

— Само собой, — ответил Пиккус. — Наличники — это особая статья… Затем два бревна спереди… Их съел жук, а стало быть, нужно менять. Бревен у меня не имеется, но можно попросить в совхозе, а за работу я возьму двадцать рублей. Теперь крыльцо… Того и гляди провалится и можно сломать нога или даже шея… Нужно колотить новое. С перилами хотите или так?

— С перилами, если можно, как положено…

— Тогда тридцать рублей с моим материалом. А перекрыть крыша будет стоить — сотню. Лучше крыть шифер, но его у нас в районе нет. Есть рубероид, но нужно заплатить шофер, чтобы привез.

— Итого? — бодро подхватил Федор Христофорович.

— Не будем забегать перед, но как минимум — двести, — сказал Пиккус и, заглянув в свою записную книжицу, продолжал — В сенях нужно перестилать пол. Это будет стоить двенадцать рублей, но за доски придется давать дорого. Тут один продает… Жилые комнаты тоже станут в копейка…

— Это потом. Не все сразу, — замахал руками Федор Христофорович.

— Потом, может, не будет Пиккус или деньги, или хозяин, — глубокомысленно подметил эстонец. — Все равно, как говорится, один черт платить. Значит, сто пятьдесят — работа. Плюс обои и краска. Значит, готовь хозяин за все шестьсот пятьдесят пять рублей.

— Ну что ж, — вздохнул хозяин, — раз уж взялся за гуж…

— Правильно, — подтвердил эстонец. — И вот еще какая штука… Вы, наверно, захотите мне помогать. Это пожалуйста. Я человек не молодой, и мне нужен помощник, но предупреждаю, что больше десяти рублей в день я вам платить не смогу.

— Как это? — не понял Федор Христофорович.

— Если не согласны на эту сумму, то я найму другой человек.

— Согласен, согласен, — поспешил ответить Варваричев, хотя так и не понял, о чем идет речь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза