Читаем Чужаки полностью

— Бросил я тогда все и в карательный подался… Командиром меня скоро назначили… И не ошиблись… Поработал на славу… Рука не дрожала…

— Знаю. Гремел на всю округу.

— Да! Гремел. Не одну тысячу перепорол, немало в тюрьмы, кое-кого и подальше отправил. И сейчас еще неплохие дела делаем. Многим не поздоровится.

— А толку-то, их не меньше, а все больше становится…

— С этими тоже справимся. Да! Да! Справимся. Обожди, не такое еще сделаем. А ты говоришь: хозяйством…

Ершову не спалось. Он поднялся. В окнах замелькали огни. Вдруг вагон сильно качнулся, дернулся, запрыгал по шпалам и быстро повалился набок.

Очнулся Ершов в незнакомом помещении. Голова и левая рука были забинтованы. В углу, рассматривая в книге картинки, сидел жандарм. Заметив, что Ершов пришел в чувство, он лениво поднялся и, как давнему знакомому, сказал:

— Ну, вот и порядок. Повезло тебе, можно сказать.

Благодари бога, что борода отклеилась. Иначе бы в больницу так скоро не попал. Кровью истечь бы мог. А впрочем, — добавил он с усмешкой, — тебе ведь все равно. Так и так — крышка.

Глава двадцать третья

— Вы не можете себе представить, мистер Темплер, как трудно здесь работать. Нет, мы еще не знаем этих русских.

Не знаем, — с явным оттенком досады повторил Петчер, и голос его задрожал. — Это какие-то особые люди. Они сов сем не похожи на жителей наших колоний. Если там для порядка требуется только плеть, то здесь, кроме плети, нужна еще и винтовка. Да, да, винтовка и… беспощадное сердце. Вот непременное условие, при котором мы можем достичь в России своей цели.

Темплер по-прежнему молчал.

— Я редко соприкасаюсь с этими свиньями, — брезгливо морщась, продолжал Петчер. — Но там, где необходимость заставляет это делать, я всегда чувствую, как глубоко они нас ненавидят. Ненависть этих варваров проявляется везде, даже в покорности отдельных лиц. В Лондоне этого, конечно, не замечают, — с огорчением вздохнул Петчер. — Поэтому там многого и не понимают. Даже дядя мой, и тот снова требует снижения расценок, восстановленных мною под страхом смерти. Я прямо говорю вам, что боюсь это сделать…

Чтобы не сказать лишнего малознакомому человеку, Петчер замолчал и стал ждать, что скажет Темплер. Но тот, насупившись, продолжал молча ходить по кабинету. Казалось, к затеянному разговору он не проявляет никакого интереса и озабочен чем-то совсем другим. Такое безразличие к столь важному вопросу Петчеру не нравилось. Но соблюдая вежливость, он ничем не проявил своего недовольства и после минутного молчания продолжал:

— Хорошо еще, что здешнее правительство во всем идет нам навстречу. Иначе, уверяю вас, любезный Темплер, — русские рабочие давно бы выгнали нас отсюда. Стоит только послушать, что говорят вожаки здешних бунтовщиков. Петчер вздохнул, поднялся на ноги и, стараясь усилить смысл сказанного, продолжал:

— Сейчас Россия представляет собой что-то вроде нагревающегося парового котла. И мне ясно, что если кочегар не сумеет своевременно дать пару выход, котел взорвется и вдребезги разнесет своих хозяев, а заодно и нас.

Только теперь, после этих слов, Темплер замедлил шаг, тяжело опустился на диван, неуклюже подобрал ноги, постучал пальцем по боковой стенке дивана и недовольно посмотрел на собеседника:

— Вы меня удивляете, мистер Петчер, — возразил наконец Темплер. — Ваша жалоба на Россию и на русских необоснованна. В России, позвольте доложить, существует самодержавие и его опора — помещики и капиталисты. Этот строй дает нам полную гарантию того, что можно добиться здесь своих целей, так как в наше дело втягивается все больше и больше важных русских лиц, в том числе и особ царской фамилии. Наши планы, должен вам сказать, в отношении России реализуются вполне успешно. Даже лучше, чем в некоторых британских колониях.

— Но я боюсь, мистер Темплер, что вы не учитываете опасности со стороны русских революционеров.

— Позвольте доложить вам, — раздраженно ответил Темплер, — что нами все это учтено. Мы принимаем сейчас меры, чтобы помочь русским властям перейти от массовых репрессий к полной ликвидации революционеров.

— Все это, мистер Темплер, прекрасно! — вскакивая, воскликнул Петчер. — Если хотите, даже больше, чем прекрасно. Но когда же это будет?

— Не торопитесь, — стремясь успокоить собеседника, тихо продолжал Темплер. — Всему свое время. Это не мяч, который одним ударом можно выбросить с поля, это сложная война умов. Нет сомнения, что английский ум окажется более гибким, и мы, в конце концов, станем полными хозяевами всего, что здесь есть.

— Так и должно быть! Однако, черт их знает, этих русских. От них можно ожидать всего. Когда я ехал на Урал, у меня были прекрасные планы. Казалось, все учтено, все предусмотрено. Но случилось так, что даже небольшая группа здешних крикунов неожиданно расстроила все. И представьте себе, эти мерзавцы до сих пор остались безнаказанными.

— Это ваша вина. При умелом подходе вы несомненно могли бы не только наказать, но и уничтожить большинство своих противников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века