Чужаки

Сайлас смотрел на лица людей, внимавших монаху. Некоторые казались встревоженными, но большинство взирало достаточно равнодушно. «Где Авиньон, а где мы», — казалось, думали они. Парочка очень молоденьких парижаночек прыснули в кулак и, смутившись, тут же скрылись в толпе. «Так всегда, — думал Сайлас, уже не слушая проповедника, — пока гроза не разразится над самыми нашими головами, она кажется далекой и не совсем реальной. Особенно если беда происходит с кем-то и где-то. Знали бы эти люди, что не далее как через несколько месяцев больше половины из них будут мертвы…» Он повернулся и пошел прочь от монаха, который все еще говорил, повторяясь и обливаясь потом.

Он пробродил по рынку до самого вечера, когда наконец решил навестить харчевню. По пути он увидел аптеку, в которую заносили одного из посетителей рынка, раненного в потасовке. Зеваки, моментально собравшиеся на «вынос тела», переговаривались между собой. По одной версии, бедолагу хотели ограбить, а он оказал сопротивление, по другой — он сам хотел срезать у кого-то кошель, а по третьей — он был вообще ни при чем, а просто попал под горячую руку. Сайлас взглянул на человека, которого волокли на чьем-то плаще, и, увидев в бледное, без кровинки лицо и горящие ужасом глаза, понял, что малый не жилец — умрет если не от раны, то уж точно от заражения крови. Бонсайт заглянул в аптеку и наметанным взглядом определил, что именно ему нужно будет приобрести, чтобы создать себе репутацию врачевателя. Там было несколько замечательных сушеных змей и жаб, прекрасные бутылочки и колбочки, реторта, а также различные смеси устрашающего вида и с не менее чудовищными названиями на латыни. «К нашему стыду, нужно признать, что и в моем времени вид значит гораздо больше, чем содержание», — заметил он про себя, выбирая из всего предложенного самое непонятное и с точки зрения обывателя привлекательное.

Закупаться сейчас он не решился, принимая во внимание занятость аптекаря с раненым и истекающих слюной от любопытства зевак. Никуда не торопясь, Сайлас направился дальше, наслаждаясь опустившейся вечерней прохладой и внезапно появившимся в городе свежим ветерком. Горожане тоже отдыхали после напряженного дня, прогуливались под ручку, сидели на скамеечках у своих домов, беседовали неспешно. Ремесленники закрывали лавки. Целые улицы, занятые мастерскими одного профиля и часто носившие соответствующее название (Кузнечная, улица Ткачей и пр.), затихали, оживленную деятельность сменяли громкие разговоры, вспыхивающие споры и веселый смех. Неожиданно виноторговец выкатил на улицу бочку вина, слуги расставили столы, и самый горластый стал зазывать прохожих отведать стаканчик вина прямо из только что откупоренной бочки.

Стала собираться толпа. Подобная торговля была, безусловно, запрещена, но стражники были тоже люди и поэтому смотрели на происходящее сквозь пальцы. Сайлас выпил стаканчик, сказал комплимент хозяину, с трудом удержавшись от гримасы, которая, конечно, выдала бы его. Вино оказалось ужасной кислятиной.

Вскоре он добрался до цели своей прогулки. Перед ним была харчевня «Трюмильер», источающая через все щели в стенах и крыше самые соблазнительные запахи. Стемнело, но изнутри пробивался яркий свет и доносились веселые и не очень трезвые голоса. Один из них затянул непристойную песню, и Сайлас усмехнулся про себя. «Если бы не декорации, я бы подумал, что нахожусь на вечеринке у одного из своих приятелей. Века проходят, а люди не меняются», — пронеслось у него в голове, и он решительно толкнул дверь харчевни.

Заходя, Сайлас на мгновение обернулся, и вдруг ему показалось, что в полумраке переулка он увидел Эллину. Она стояла, одетая в длинный темный плащ, и улыбалась. Он на секунду зажмурился, и, когда открыл глаза, улица была пуста. Сайлас с досадой мотнул головой и, проклиная кислое вино, торговца и свое дурацкое любопытство, заставившее его это вино пить, вошел в помещение, наполненное светом и запахом людей, которые провели весь день на солнце, убегались, устали, уже успели много выпить и были радостно возбуждены в преддверии веселого вечера.

Войдя и захлопнув за собой низкую дверь, он огляделся по сторонам. Сквозь полумрак душной комнаты можно было разглядеть множество людей, сидевших за прочно сбитыми столами. Раздавались шум множества голосов, смех и непристойные шуточки. Достойный хозяин заведения, весь раскрасневшись от усердия, обслуживал посетителей, умудряясь при этом без ошибок считать деньги и переговариваться с клиентами, которые, по-видимому, все как один были завсегдатаями его харчевни. Сайлас присмотрел себе свободное местечко и занял столик в самом углу. Наблюдательный трактирщик, заприметив хорошо одетого господина, немедленно подлетел к нему и принял заказ. Неспешно попивая вино, Бонсайт наблюдал за присутствующими и вновь прибывающими.

Неожиданно кто-то с силой хлопнул его по плечу.

— Дружище! — произнес заплетающийся голос.