– У него был кошмар, – пояснил монах, заметив меня в дверях.
Он передал мне Джейми с рук на руки, а сам пошел к столику за чистым полотном и кувшином с водой.
Джейми все еще дрожал, по лицу стекал пот. Глаза закрыты, дыхание тяжелое, хриплое, затрудненное. Монах сел рядом со мной и принялся бережно отирать лицо Джейми, убрав намокшие пряди волос с висков.
– Вы, должно быть, его жена, – сказал монах. – Сейчас ему станет лучше.
Дрожь начала униматься минуты через две, и Джейми со вздохом открыл глаза.
– Я в порядке, – сказал он. – Я в полном порядке, Клэр, только, ради бога, избавь меня от этой вони!
Только теперь я почувствовала запах, которым полна была комната, – легкий, пряный, цветочный аромат, такой обычный, что я о нем просто не подумала. Лаванда. Ею пахнут мыло и туалетная вода. В последний раз я ощущала этот запах в подземелье Уэнтуортской тюрьмы, он исходил от белья или от тела капитана Джонатана Рэндолла.
Здесь источником аромата был небольшой металлический сосуд, наполненный благовонным маслом и подвешенный к украшенному орнаментом из роз железному кронштейну прямо над пламенем свечи. Запах должен был принести успокоение, но вышло все как раз наоборот. Монах поднес Джейми чашку с водой, он напился и задышал спокойнее, легче, сидел самостоятельно, без поддержки. Я кивнула францисканцу, чтобы он выполнил требование больного, и тот немедленно завернул горячий сосуд с маслом в полотенце и унес в коридор. Джейми вздохнул с облегчением, но тут же поморщился от боли в сломанных ребрах.
– Ты потревожил во сне спину, – сказала я, слегка поворачивая его и осматривая бинты. – Но не слишком.
– Я знаю. Должно быть, перевернулся на спину во сне.
Свернутое и подложенное под бок одеяло должно было удерживать Джейми в определенном положении. Оно упало на пол; я подняла его и пристроила на место.
– Поэтому мне и приснился кошмар. Снилось, что меня бьют плетью. – Джейми вздрогнул, выпил немного воды и отдал мне чашку. – Мне бы чего-нибудь покрепче, если можно раздобыть.
Словно по наитию наш помощник вошел в комнату с кувшином вина. В другой руке он держал кувшинчик совсем маленький – с маковым настоем.
– Алкоголь или опиум? – с улыбкой спросил он у Джейми. – Можете избрать любой из напитков забвения.
– Я предпочел бы вино, если позволите. Достаточно с меня грез в эту ночь, – кривовато улыбнувшись, отвечал Джейми.
Он пил вино медленно, а францисканец тем временем помогал мне сменить испачканные кровью бинты, смазывая раны мазью календулы. Он собрался уходить, только когда Джейми был подготовлен ко сну, укрыт одеялом и устроен удобно. Проходя мимо Джейми, он осенил его крестом и произнес:
– Доброго отдыха.
– Спасибо, отец мой, – вяло отозвался Джейми, уже полусонный.
Убедившись, что не понадоблюсь теперь Джейми до утра, я тоже собралась уходить, легонько дотронулась до его плеча и последовала за монахом в коридор.
– Благодарю вас, – сказала я. – Я очень признательна вам за помощь.
Монах грациозно повел рукой, как бы отклоняя мою благодарность.
– Я рад, что мог быть вам полезен, – сказал он, и я заметила, что по-английски он говорит отлично, но с небольшим французским акцентом. – Я проходил по крылу для гостей к часовне Святого Жиля и услыхал крики.
Я поморщилась при воспоминании об этих криках, таких хриплых и ужасных, и понадеялась в душе, что больше не услышу их. Взглянув на окно в конце прохода, я не заметила никаких признаков рассвета.
– В часовню? – спросила я с удивлением. – А я считала, что утреню служат в главном храме. Но и для утрени еще рано, как мне кажется.
Францисканец улыбнулся. Он был еще молод, едва за тридцать, но в блестящих каштановых волосах пробивалась седина. На макушке аккуратная тонзура, аккуратно подстрижена и каштановая борода.
– Да, для утрени рановато, – ответил он, – но я направляюсь в часовню, ибо пришел мой черед продолжить вечное бдение у Святого Причастия.
Он заглянул в комнату Джейми, где часы-свеча показывали половину третьего.
– Я сильно запаздываю, – сказал он. – Брат Бартоломе уже борется со сном, ему пора в постель.
Он поднял руку, поспешно благословил меня, повернулся на каблуках своих сандалий и исчез за дверью в конце коридора, прежде чем я собралась спросить, как его имя.
Войдя в комнату, я проверила, как дела у Джейми. Он снова уснул, дышал легко, между бровями набежала едва заметная складка.
Утром я чувствовала себя гораздо лучше, но у Джейми после беспокойной ночи запали глаза, к тому же его тошнило. Он категорически отказался от горячего укрепляющего напитка из вина, яиц и сахара, а также и от супа и прямо-таки ополчился на меня, когда я хотела проверить повязки на сломанной руке.
– Ради бога, Клэр, оставь меня в покое! Я не хочу, чтобы меня опять ковыряли!
Он отодвинул руку и явно разозлился. Я молча отошла в сторону и принялась разбирать баночки и пакетики с лекарствами на маленьком столике: вот мазь из календулы, а вот успокаивающий маковый настой, отдельно кора ивы, вишневая кора и ромашка – для приготовления целебных чаев, чеснок и тысячелистник для дезинфекции и так далее, все по порядку.
– Клэр!