Последовала долгая пауза, во время которой Джейми оставался на месте, прикрывая своим телом мою наготу. Наконец он ответил тоном человека, которому простительна грубоватая откровенность:
– Я голоден.
– Прекрасно, – обрадовался брат Уильям, по-прежнему глядя Джейми на бровь. – Пойду и сообщу об этом брату Жозефу.
И дверь беззвучно закрылась за ним.
– Спасибо, что ты не двигался, – заметила я. – Мне бы не хотелось внушить брату Уильяму грешные мысли.
Темно-голубые глаза остановились на мне.
– Ты права, – рассудительно ответил Джейми. – Что касается моей задницы, то она вряд ли вынудит кого-либо нарушить священные обеты, во всяком случае, не в ее нынешнем виде. Что касается твоей…
Он замолчал и откашлялся.
– Так что насчет моей? – не вытерпела я.
Он наклонил голову и поцеловал меня в плечо.
– Твоя сбила бы с пути истинного даже епископа.
– Мммфмм. – На этот раз мне захотелось произнести это чисто шотландское междометие. – Пусть будет так, но ты все же сдвинься. Я полагаю, что даже такт брата Уильяма не бесконечен.
Джейми приблизил свою голову к моей – с некоторой осторожностью. Он опустил ее на складку ковра и поглядел на меня сбоку.
– Я не знаю, что мне грезилось нынче, а что было на самом деле. – Он бессознательным движением коснулся рукой свежего пореза на груди. – Но если бы хоть половина всего этого оказалась реальностью, я бы должен был умереть.
– Но не умер. – Я помолчала в нерешительности, прежде чем задать вопрос: – Ты хотел бы этого?
Он улыбнулся медленной улыбкой, полузакрыв глаза.
– Нет, англичаночка, этого я не хочу.
Лицо у него было худое, потемневшее от болезни и усталости, но спокойное; складки вокруг рта разгладились, и голубые глаза стали ясными.
– Однако я чертовски близок к этому, хочу я или нет, – продолжал он. – Думаю, что только потому и не умираю сию минуту, что очень голоден. Вряд ли я чувствовал бы голод на краю могилы.
Он закрыл один глаз, но другой, наполовину открытый, смотрел на меня не без насмешки.
– Ты мог бы встать на ноги?
Он подумал.
– Если бы моя жизнь зависела от этого, я, пожалуй, мог бы поднять голову. Но встать? Нет.
Я с тяжелым вздохом выползла из-под него и привела в порядок постель, а потом уж попробовала помочь ему подняться в вертикальное положение. Он простоял так несколько секунд, закатил глаза и повалился поперек кровати. Я поспешно нащупала пульс у него на шее – медленный, но сильный, он бился как раз возле треугольного шрама под горлом. Самое обычное истощение. Месяц в тюрьме, неделя тяжелого физического и нервного стресса, недоедание, раны, морская болезнь… все это привело к истощению сил даже в таком мощном организме.
– Сердце льва, – произнесла я, покачав головой, – и голова буйвола. Очень жаль, что ты не обладаешь к тому же шкурой носорога.
Я дотронулась до кровоточащего рубца у него на плече. Он открыл один глаз.
– Что такое носорог?
– Я думала, ты без сознания.
– А я и был. И есть. Голова у меня кружится, как волчок.
Я накрыла его одеялом.
– Теперь тебе нужны только сон и еда.
– А тебе, – сказал он, – нужна одежда. – Глаз закрылся, и он уснул.
Глава 40
Отпущение
Я не помню, как добралась до постели, но, очевидно, все-таки добралась, потому что проснулась я в ней. Возле окна сидел Ансельм и читал. Я подскочила в постели.
– Джейми? – прохрипела я.
– Спит, – ответил Ансельм, откладывая книгу в сторону. Посмотрел на свечу-часы. – Как и вы. А вы пребывали среди ангелов целых тридцать шесть часов, ma belle[31]
.Он наполнил чашку из глиняного кувшина и поднес к моим губам. Пить вино в постели, даже не почистив зубы, всегда казалось мне верхом падения. Но совершать такое неподобающее действие в обществе одетого в рясу францисканца, да при этом в стенах монастыря… пожалуй, как-то менее непотребно. Кроме того, вино устранило неприятное ощущение во рту.
Я свесила ноги с кровати и сидела, раскачиваясь из стороны в сторону. Ансельм подхватил меня под руку и уложил обратно на подушку. Мне казалось, что у него четыре глаза и гораздо больше носов и ртов, чем требует необходимость.
– Мне немного не по себе, – сказала я, закрывая глаза.
Открыла один. Чуть лучше. По крайней мере передо мной лишь один Ансельм, хоть и несколько расплывчатый. Он наклонился ко мне, заметно обеспокоенный.
– Может, мне послать за братом Амброзом или братом Полидором, мадам? Я, к сожалению, слабо разбираюсь в медицине.
– Нет, ничего не нужно. Я просто села слишком резко.
Я сделала еще одну попытку – помедленнее. На этот раз комната и ее обстановка остались в неподвижном состоянии. На себе я теперь разглядела немало ссадин и синяков, которые порядком болели. Потрогала шею – она тоже болела. Я поморщилась.
– В самом деле, ma chére, я полагаю…
Ансельм двинулся к двери, готовый позвать на помощь: он был не на шутку встревожен. Я потянулась было за зеркалом, которое лежало на столике, но передумала: я не была к этому готова. Вместо зеркала я взялась за кувшин с вином.