Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь

Она была гораздо меньше ростом, чем я думала. Я представляла почему-то, что у такого рослого брата и сестра должна быть по меньшей мере с меня, если не выше, но женщина у огня едва достигала пяти футов. Повернувшись к нам спиной, она потянулась за чем-то на полке китайского шкафчика, концы пояса ее платья спускались почти до полу.

Джейми так и замер, увидев ее.

– Дженни, – сказал он.

Женщина обернулась, и я успела увидеть черные как смоль брови и широко распахнутые голубые глаза на белом лице, прежде чем она бросилась к брату.

– Джейми!

Совсем маленькая, она едва не сбила его с ног силой толчка. Его руки обхватили ее плечи, и оба замерли на мгновение, она – уткнувшись лицом ему в рубашку, он – сцепив кисти рук у нее на затылке. На лице у Джейми было выражение неуверенности и одновременно такой сумасшедшей радости, что я почувствовала себя почти незваной гостьей.

Потом она еще теснее прижалась к нему, что-то бормоча по-гэльски, и на лице Джейми прежнее выражение сменилось совершенно другим: он был потрясен. Обеими руками он отстранил ее от себя и посмотрел на нее сверху вниз.

Они были очень похожи: те же чуть раскосые темно-голубые глаза, те же широкие скулы. Тот же тонкий, немного длинноватый нос с узкой спинкой. Но в отличие от Джейми сестра его была брюнеткой, волны вьющихся черных волос были стянуты на затылке зеленой лентой.

Она была красива: тонкие черты лица, кожа белая, как алебастр. Судя по фигуре, беременна на последнем месяце или около того.

У Джейми побелели губы.

– Дженни, – прошептал он, – о Дженни, сердце мое.

Ее внимание как раз в эту минуту было отвлечено появлением в дверях маленького мальчика, и она оставила брата, не заметив его волнения. Взяла ребенка за руку и ввела в комнату, тихонько подбадривая. Малыш, засунув в рот большой палец, несмело поглядывал на незнакомца из-за материнской юбки.

Она несомненно была его матерью, но, унаследовав от нее копну черных кудрей и прямые плечи, лицом он пошел не в нее.

– А это наш маленький Джейми, – сказала она, с гордостью глядя на сына. – Это твой дядя Джейми, сердце мое, тебя назвали в его честь.

– В мою честь? Ты назвала его в мою честь?

У Джейми был вид кулачного бойца, которому только что въехали под ложечку.

Он пятился от матери и ребенка до тех пор, пока не наткнулся на кресло, и повалился в него так, словно у него подкосились ноги. Повалился и спрятал лицо в ладони.

Сестра сообразила, что произошло неладное. Осторожно потрогала брата за плечо.

– Джейми? Что с тобой, милый? Ты болен?

Он поднял на нее глаза, и я увидела, что они полны слез.

– Ты нарочно так поступила, Дженни? Ты считала, что я недостаточно мучился из-за всего этого, хоть оно случилось и по моей вине? Ты назвала отродье Рэндолла моим именем, чтобы упрекать меня всю мою жизнь?

Лицо Дженни, от природы бледное, утратило малейшие оттенки цвета.

– Отродье Рэндолла? – тупо повторила она. – Ты имеешь в виду Джона Рэндолла? Капитана красных мундиров?

– Да, капитана красных мундиров. Кого еще я мог иметь в виду, во имя Господа? Надеюсь, ты его помнишь?

Джейми уже овладел собой, и в его голосе прозвучала насмешка.

Дженни пристально посмотрела на брата, приподняв одну бровь.

– Ты что, малость не в себе, паренек? – спросила она. – Или по дороге хватил лишку?

– Я не должен был возвращаться, – сказал он.

Поднялся и, неловко переступая ногами, хотел пройти мимо нее. Не тут-то было: Дженни встала у него на пути и крепко схватила за руку.

– Поправь меня, братец, если я ошибаюсь, – произнесла она медленно, – но у меня сложилось ясное впечатление, что ты назвал меня шлюхой капитана Рэндолла, и теперь я спрашиваю себя, какая блажь в мозгах позволяет тебе нести такое.

– Блажь, ты говоришь?

Джейми повернулся к ней, рот у него свело гримасой горечи.

– Хотел бы я, чтобы это было так. Я предпочел бы умереть и гнить в могиле, чем видеть, до чего дошла моя сестра.

Он взял ее за плечи и слегка встряхнул, а потом вдруг закричал:

– Зачем, Дженни, зачем? Одно то, что тебя обесчестили, должно было убить меня. Но это…

Он отпустил ее и жестом, полным отчаяния, указал на ее выступающий живот – свидетельство вины, весьма заметное под легкой тканью.

Он резко повернулся к двери, и застывшая возле нее пожилая женщина, которая жадно слушала разговор, поддерживая уткнувшегося в ее юбки ребенка, в испуге попятилась.

– Я не должен был приезжать. Я ухожу.

– Этого ты не сделаешь, Джеймс Фрэзер, – резко заявила его сестра. – По крайней мере до тех пор, пока не выслушаешь меня. Сядь, и я расскажу тебе о капитане Рэндолле, раз ты хочешь о нем услышать.

– Я не хочу слышать о нем! Ничего не хочу знать!

Дженни шагнула к нему, но он шарахнулся от нее к окну, которое выходило во двор. Она пошла за ним: «Джейми…» – но он яростным жестом отмахнулся от нее:

– Нет! Не говори со мной! Я этого не перенесу!

– Ах вот как!

Несколько секунд она смотрела на брата, который, ухватившись обеими руками за подоконник и широко расставив ноги, стоял к ней спиной. Потом она закусила губу, явно что-то обдумывая. Молниеносным движением она сунула руку ему под килт.