Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь

Джейми испустил вопль возмущения и боли и замер на месте, словно громом пораженный. Попробовал повернуться, но снова застыл, поскольку она явно усилила хватку.

– Этого все мужики боятся, – сообщила она мне со злой усмешкой. – С некоторыми не сладишь, пока не схватишь за яйца. А теперь ты любезно выслушаешь меня, – обратилась она к брату, – не то я их покручу. Ну?

Он стоял неподвижно, весь красный, и тяжело дышал сквозь стиснутые зубы.

– Я выслушаю, – сказал он, – а потом сверну тебе твою миленькую шейку, Дженет! Отпусти меня.

Но едва она это сделала, как он на нее набросился:

– Что ты себе позволяешь? Позоришь меня перед моей собственной женой?

Эта вспышка не произвела на Дженни ровно никакого впечатления. Она повернулась на каблуках и сардонически поглядела на меня и на Джейми.

– Отлично, если она твоя жена, значит, она лучше, чем я, знает твои яйца. Я их не видела с тех пор, как ты достаточно вырос, чтобы мыться одному. Они, наверное, подросли, а?

Выражение лица у Джейми претерпело сложную трансформацию – требуемая от него любезность боролась с элементарным намерением младшего брата влепить сестре затрещину. Воспитанность в конце концов одержала победу, и он со всем доступным ему в данных обстоятельствах чувством собственного достоинства процедил сквозь зубы:

– Оставь мои яйца в покое. А теперь, поскольку ты не успокоишься, пока не заставишь себя слушать, расскажи мне о Рэндолле. Расскажи, почему ты не послушалась меня и предпочла обесчестить себя и свою семью.

Дженни уперла руки в бока и выпрямилась во весь свой рост, готовая к битве. Она не столь быстро давала волю своему темпераменту, как ее брат, но темперамент у нее был – вне всякого сомнения.

– О, я тебя не послушала, вот в чем дело! Именно это тебя и не устраивает, Джейми! Ты все знаешь, и мы все должны делать то, что ты велишь, иначе нас ждет полная погибель.

Она гневно передернула плечами.

– Если бы я тогда поступила, как ты велел, тебя убили бы прямо во дворе, отца повесили или посадили в тюрьму за убийство Рэндолла, а имение отошло бы к короне. Не говоря уж о том, что мне, потеряв и дом и семью, пришлось бы просить милостыню на дорогах.

Джейми, и без того не бледный, налился кровью от гнева.

– Да, и ты решила лучше продать себя, чем просить милостыню! Да я бы предпочел захлебнуться собственной кровью и видеть отца и все эти земли в аду, и ты это прекрасно знаешь!

– Да, я это знаю! Ты дурак, Джейми, и всегда им был! – вспылила Дженни.

– Прекрасно сказано, как раз в твоем духе! Тебе мало, что ты запятнала свое доброе имя, да и мое тоже, ты должна еще устроить скандал и выставить свой позор напоказ перед всеми соседями.

– Не смей разговаривать со мной подобным образом, Джеймс Фрэзер, хоть ты мне и брат! Что ты имеешь в виду, говоря о моем позоре? Ты, большой дурак…

– Что я имею в виду? Да то, что ты ходишь с таким брюхом, как бешеная жаба!

Джейми малопристойным жестом изобразил ее живот.

Дженни отступила на шаг, размахнулась и влепила ему пощечину со всей силой, на какую была способна. От удара голова его откинулась назад, а на щеке белыми линиями отпечатались все пять пальцев Дженни. Он приложил к щеке ладонь и посмотрел на сестру. Глаза у нее пылали гневом, а грудь тяжело вздымалась. Бранные слова бурно вылетали сквозь стиснутые зубы:

– Я жаба? А ты вонючий трус! У тебя только на то и хватило храбрости, чтобы оставить меня здесь, и я думала, что ты погиб или сидишь в тюрьме, и от тебя день за днем не было никакой весточки, ни единого слова, а потом ты являешься в один прекрасный день – с женой, никак не меньше, – и сидишь в моей гостиной, обзываешь меня жабой и шлюхой и…

– Я не называл тебя шлюхой, а стоило бы! Как ты можешь…

Несмотря на разницу в росте, брат с сестрой умудрились сойтись нос к носу и шипели друг на друга, прилагая усилия к тому, чтобы их голоса не разносились по всему дому. Усилия эти были в основном бесплодными – судя по замеченным мною взглядам заинтересованных лиц, выглядывавших из кухни, передней, а также через окно. Возвращение лэрда Брох-Туараха домой несомненно оказалось любопытнейшим зрелищем.

Я решила, что лучше всего было бы оставить их выяснять отношения без меня, и потихоньку вышла в переднюю, неловко кивнув пожилой женщине, а потом спустилась во двор. Там росло небольшое дерево, под ним стояла скамейка, и я села на нее, с любопытством разглядывая все вокруг.

Кроме дерева, здесь был и маленький, обнесенный забором садик, в котором цвели последние осенние розы. За садиком – то, что Джейми называл голубятней; во всяком случае, я так решила, наблюдая, как самые разнообразные голуби влетают и вылетают через отверстие, проделанное в верхней части сооружения.

Я знала, что есть еще гумно и сарай для силоса – должно быть, по другую сторону дома; там же амбар для зерна, курятник, огород и заброшенная часовня. Легкий осенний ветерок тянул оттуда; я глубоко вдохнула в себя воздух и ощутила сильный запах хмеля и дрожжей. Значит, там же находится пивоварня, где готовят пиво и эль.