Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь

Кажется, мы шли очень долго. Я потеряла счет бесконечным поворотам среди нагромождения валунов и бурелома. Шла и надеялась, что Мурта где-то поблизости, хотя бы на расстоянии окрика, следует за нами. Человек, который пришел за мной в таверну, цыган средних лет, ни слова не говоривший по-английски, решительно отказался взять с собой кого-либо, кроме меня, выразительно указав сначала на Мурту, а потом на землю – в знак того, что Мурта должен остаться здесь.

Ночной холод наступал в это время года очень быстро, и даже мой теплый плащ едва-едва защищал меня от внезапных порывов ледяного ветра, который налетал на нас в открытых переходах и на полянах. Я разрывалась между горестными размышлениями о том, каково приходится Джейми в холодные, сырые ночи поздней осени без приюта, и радостным возбуждением при мысли, что снова увижу его. Дрожь то и дело пробегала у меня по спине, но она ничего общего не имела с холодом.

Наконец мой проводник толчком остановил меня, стиснул мое плечо в порядке предостережения, сошел с тропы и исчез. Я стояла терпеливо, для тепла засунув ладони под мышки. Я была уверена, что мой проводник вернется – хотя бы потому, что я ему еще не заплатила. Ветер шуршал в сухих плетях ежевики, словно призрак оленя, мечущийся в страхе перед охотниками. Сырость начала просачиваться сквозь изношенные подошвы моих башмаков.

Мой спутник появился столь же быстро и внезапно, как исчез, жестом призвав меня хранить молчание, так как при его появлении я невольно вскрикнула от неожиданности. Движением головы он велел мне следовать за ним и отвел в сторону голые ольховые ветки, чтобы дать мне пройти.

Вход в пещеру был узкий. На уступе горел фонарь, обрисовывая силуэт высокой фигуры, повернувшейся в мою сторону.

Я бросилась вперед, но, еще не коснувшись его, поняла, что это не Джейми. Разочарование подействовало на меня, как удар в живот; я отступила назад и вынуждена была сглотнуть несколько раз, чтобы отправить обратно горькую желчь, заполнившую горло. Я прижала руки к бокам, стиснув кулаки, чтобы овладеть собой и заговорить.

– Далековато от ваших владений, вам не кажется? – произнесла я голосом, поразившим меня своей холодной уверенностью.

Дугал Маккензи некоторое время наблюдал за моей внутренней борьбой с выражением сочувствия на смуглом лице. Теперь он взял меня за локоть и увел дальше в пещеру. Много тюков было сложено в ее дальнем конце – гораздо больше, чем может увезти одна лошадь. Значит, он здесь не один. Но какой бы груз ни перевозили он и его люди, ясно, что он не хотел показывать его любопытствующим содержателям гостиниц и их конюхам.

– Это что, контрабанда? – спросила я, указывая на свертки, но потом подумала и сама ответила на свой вопрос: – Нет, не совсем контрабанда. Груз для принца Чарли, верно?

Он не потрудился ответить; сел на камень напротив и положил руки мне на колени.

– У меня новости, – отрывисто произнес он.

Я набрала воздуху в грудь, чтобы успокоиться. Новости… и, судя по выражению его лица, новости плохие. Я снова сделала глубокий вдох и кивнула.

– Расскажите мне.

– Он жив, – сказал Дугал, и самый большой ком льда у меня в желудке растаял.

Дугал наклонил голову набок, наблюдая за мной. Ждет, не упаду ли я в обморок? Этого не произошло, я не потеряла сознания.

– Его схватили возле Килторити, две недели назад, – продолжал Дугал, все еще наблюдая за мной. – Он не оплошал, просто ему не повезло. Наткнулся на шестерых драгунов на повороте тропы, и один из них его опознал.

– Его ранили?

Голос мой оставался спокойным, но руки начали дрожать. Я прижала их к телу, чтобы унять дрожь.

– Насколько я знаю, нет, – ответил Дугал, помолчал и добавил: – Он в Уэнтуортской тюрьме.

– Уэнтуорт, – повторила я механически.

Уэнтуортская тюрьма. Возведенная в конце шестнадцатого столетия первоначально как сильная пограничная крепость, она периодически достраивалась в течение последующих ста пятидесяти лет. Теперь эта каменная груда занимала площадь около двух акров и была обнесена стеной трехфутовой толщины из выветрившегося гранита. Но даже в гранитных стенах есть ворота, подумала я. Я подняла глаза, чтобы задать вопрос, и увидела на лице Дугала все то же мрачное выражение человека, которому не хочется что-то говорить.

– Что еще? – спросила я.

Его карие глаза встретились с моими; он не отвел их.

– Его судили три дня назад, – сказал он. – И приговорили к повешению.

Ледяной ком вернулся – в компании с еще несколькими. Я закрыла глаза.

– Сколько времени? – спросила я.

Голос мой звучал словно бы где-то очень далеко, я открыла глаза и постаралась сосредоточить взгляд на огне фонаря. Дугал покачал головой.

– Я не знаю. Наверное, немного.

Мне дышалось уже легче, и я разжала кулаки.

– Тогда нам надо поспешить, – сказала я, все еще спокойно. – Сколько людей с вами?

Вместо ответа Дугал встал и подошел ко мне. Наклонился, взял мои руки в свои и поднял меня на ноги. Уже не выражение сочувствия, а глубокая печаль светилась в его глазах, и это напугало меня куда больше, чем его слова. Он медленно покачал головой.