Оказалось что молодому преподавателю нужно ежедневно бороться за свое личное достоинство. Нужно воевать с хитрыми и коварными учениками и обязательно одерживать победу, иначе они безжалостно растопчут ваше доброе имя.
Нужно быть строгим, беспощадным и каждую минуту помнить, что подростки еще не достигли зрелости ума, и бессмысленно взывать к их разуму. Это весьма ограниченные люди и подчиняются они только тому, кто доказал свое превосходство.
Я пришел в класс, представился, начал урок, и вдруг раздался смех, а затем кто-то спросил: «А чего вы так покраснели? Стесняетесь? Да не стесняйтесь! Не то в обморок упадете!»
Взрыв смеха заставил меня задрожать от негодования. Как смеют эти недоумки обращаться ко мне, как к равному?
Они увидели мой румянец и подумали, что я покраснел. А я и забыл о румянце. Я этого не предвидел…
Я попытался объяснить, что это повышенный гемоглобин, и меня оборвали, да еще грубо и фамильярно. С задней парты закричали: «Что вы там бормочете? Громче! А то ничего не слышно!»
Посыпались дурацкие шутки о гемоглобине. Ведь подростки не знали, что это такое – гемоглобин. Из глубины класса донеслось: «Слышали, что он сказал? Это у него от гематогена. Много съел – сразу сто плиток!»
Гематоген – сладкая добавка к пище для лечения малокровия. Я ел его только в детстве и совсем немного. Но разве я мог это объяснить? Ведь надо мной попросту насмехались.
«Да вы обжора! Смотрите, набьете брюхо и помрете!» – выкрикнули какие-то дерзкие ученики.
Вскоре выяснилось, что в этом классе учатся сразу три «юмориста», лентяи, бездельники и выскочки. Они дерзили мне и смеялись надо мной, задирали и обзывали.
Они разнесли весть по школе, что я слабый и стеснительный и ученики других классов, где я также преподавал физику смотрели на меня, как на своего школьного приятеля.
Я не изучал педагогику. Но не в этом дело. А в том, что я вообще не был готов работать преподавателем в школе.
Я не знал, что мне предстоит пройти через унижения. Я никогда не был строгим и взыскательным, не умел повышать голос, требуя дисциплины. Мне не приходилось призывать детей к порядку. Как это делается? Я не имел об этом никакого представления.
Мне казалось, что все можно решить обычными словами. Вежливо попросить. Указать на необходимость… Напомнить о правилах…
Моя наивность обернулась для меня горьким поражением. «Юмористы» из шестого «Б» потешались надо мной, выкрикивая с задней парты самые обидные для интеллигентного человека и вообще для мужчины шутки. И я не мог им ответить. Ведь я не был «юмористом» и не умел острить и оригинальничать.
Я злился, сжимал зубы и по-настоящему краснел. Гемоглобин был здесь уже ни при чем.
Все, что произошло со мной в школе нельзя было назвать неловкостью. Это был ад. На меня обрушились смрадные потоки человеческой подлости и коварства.
Я пожаловался завучу и директору. А они стали улыбаться.
«Да бросьте вы это – «ад» и «смрадные потоки», – сказала завуч. – Вы попросту не годитесь для этой работы. Подростки не умеют различать эрудированных и неэрудированных, они разделяют людей лишь на слабых и сильных. Перед ними вы оказались слабы. Мягкий, как пластилин, инженер пришел преподавать физику… Возвращайтесь на предприятие. Преподавателю, которого открыто называют «Димочка», будет невероятно трудно в школе».
Обидное прозвище Димочка придумали те же подлые «юмористы» из шестого «Б».
«Димочка! – кричали они, прячась за спинами. – Брось физику, расскажи анекдот!»
Или это: «Димочка, а ты сегодня завтракал?
Что тебе мамочка сварила? Кашку из гематогена?»
Мерзавцы!
Встречаясь с Наташей, я подолгу рассказывал ей, как мне трудно в школе, как по утрам, перед тем как идти на работу, я бормочу проклятия.
Наташа жалела меня. Однако и она согласилась с тем, что педагога из меня не вышло.
«Что же мне делать? – спрашивал я. – Вернуться на предприятие? А как же квартира?»
Наташа вздыхала. Пожимала плечами.
Я решил, что уйду из школы, потому что не могу больше страдать. Я плохо сплю. Я издерган. Мне кажется, что у меня расшатана нервная система.
В один из дней я заглянул на предприятие. С непринужденным видом, держа руки в карманах, зашел в свой отдел и спросил: «Ну, как вы тут без меня? Не справляетесь? Придется вернуться и взять вас на буксир!»
Неожиданно кто-то сказал: «Лучше расскажи о себе, Димочка. Нужно признать, тебе идет это прозвище».
Все тут же стали называть меня Димочкой.
Разумеется, шутя, чтобы позабавиться, повеселиться.
Но мне было не до веселья. Я был поражен… Как они прослышали об этом дурацком прозвище, кто им рассказал? Неужели кто-то из служащих отдела приходил в нашу школу?
Школьники – вот кто разнес новости обо мне, все те же подростки. Они всего лишь рассказали о том, что видели на уроках физики. У некоторых из них папа и мама работали здесь, на предприятии.