Чужие ошибки или рассказы неудачников

Поэтому я не знал, как себя вести. Я схватил Наташу за руку, стал просить, упрашивать, а она вдруг засмеялась.

Она сказала: «Пожалуйста, не надо этих глупых сцен! Все равно ничего не исправить. Иди домой, Дима, или в кино. И больше не крутись возле меня. Мы с тобой слишком разные люди, поэтому оставь меня в покое».

Других слов Наташа для меня не нашла. О, как это было обидно и унизительно!

А я говорил на работе, что скоро женюсь, и меня поздравляли. Я копил деньги, я проявлял приятное беспокойство, свойственное всем, кто впервые думает о женитьбе, я мысленно наряжал мою будущую жену в самые лучшие платья, представлял себе атмосферу кафе и ресторанов, где мы будем проводить вечера. И вот ничего не вышло.

Наташа уехала с каким-то удачливым человеком, и я ее больше не видел.

Затем меня ударили с другой стороны. На одном из общих собраний нашего районного отдела было объявлено, что строительство жилого дома, в котором некоторые наши сотрудники должны получить квартиры, переносится на следующую пятилетку. Однако моя фамилия значилась в другом списке: я видел свою фамилию списке тех счастливчиков, для которых выделили квартиры в уже строящемся доме. И я бросился уточнять.

Оказалось что из этого списка мою фамилию вычеркнули. Начальник лично дал подтверждение: «Да, все верно. Вы служите у нас всего несколько месяцев и не можете претендовать на отдельную квартиру в начале следующего года. Ваша очередь подойдет несколько позже».

«Несколько позже» означало пять-семь лет.

Так я остался проживать в общежитии.

В конце зимы я угодил в больницу с переломом копчика. После оттепели неожиданно ударил мороз, появилась гололедица, я поскользнулся и упал, расшвыряв в разные стороны сумки с продуктами. Какие-то люди подобрали их и погрузили вместе со мной в машину скорой помощи. Затем эти сумки принесли в мою больничную палату. Спросили, что с ними делать. Бутылки с молоком и кефиром разбились, на пачку со сливочным маслом кто-то наступил. Из десятка яиц не осталось ни одного целого. Печенье вывалилось из кулька и раскрошилось. И только с консервными банками ничего не произошло.

Медсестра спросила, сообщили ли моей жене о нечастном случае.

Я раздраженно ответил: «Оставьте меня в покое! У меня нет жены. А сумки швырните в мусорный контейнер».

Медсестра была пожилая женщина и, вероятно, не умная. В палате, куда меня поместили, находились еще четверо пациентов. Всем им было скучно. И потому они внимательно следили за происходящим. Медсестра могла бы проявить деликатность и не устраивать расспросов, но ей, видно, тоже было скучно. Она принялась громко выспрашивать: «Как же это так, милок? Ты уже не мальчик, а еще не женат! Нехорошо. Надо было жениться, а не валять дурака. Тогда бы к тебе жена приехала. А так кто приедет? Мамаша?»

Потом она внимательно поглядела на мои щеки и затараторила: «А ты случайно не туберкулезный? Вон у тебя какой румянец, нездоровый румянец, позову-ка я доктора! Пусть придет и посмотрит. Если ты туберкулезный, то здесь тебя держать нельзя. Не разрешается. Тебя нужно изолировать, иначе ты всех тут заразишь. Да, да, всех до единого!»

Я не успел ничего ответить. Медсестра ушла и привела дежурного врача. Он тут же спросил: «У вас повышенный гемоглобин?»

«Если бы это был туберкулез, меня не взяли бы служить в милицию, – нахмурившись сказал я. – Я лейтенант милиции, инспектор. Понятно?»

Доктор и медсестра удалились, а трое моих соседей по палате вскочили со своих кроватей и стали разглядывать меня, как редкого урода.

«Вон что получается, – сказал один из них. – Ты, оказывается, мильтон. А мы, чтобы ты знал, таких, как ты, не уважаем. Да. И от чистого сердца желаем тебе, что бы провалялся здесь целый год!»

Я был обездвижен, не мог даже повернуться на бок. Мне было горько и досадно находиться в таком беспомощном положении. Но до чего же горько было слышать оскорбления от этих троих! Они оказались фабричными рабочими. Обычные трудовые люди, но какие недалекие, грубые и невоспитанные.

Они стали ругать органы правопорядка, громко рассказывая анекдоты про милиционеров, курьезные случаи и факты превышения должностных полномочий. То хохотали, то сквернословили.

Они презирали меня за мой выбор. И отказались помогать мне. Никто из них не выполнил ни одной моей просьбы – даже позвать медсестру, подать чашку или поднять соскользнувшее на пол одеяло. Тоска и печаль. К этому прибавилось одиночество, потому что меня никто не навещал – некому было. Мне пришлось довольствоваться лишь унылой больничной едой, а домашней меня никто ни разу не угостил.

Никогда я не забуду тех дней, проведенных в больнице… Но я не мог знать, что и вся моя дальнейшая жизнь потечет подобным образом. Я буду сталкиваться с неприятностями чаще, чем обычные люди. Всевозможные затруднения и скверные обстоятельства будут сопровождать меня месяц за месяцем, год за годом. А радости обойдут стороной.

Когда я поправился и вернулся на службу, со мной стряслась новая беда, посерьезней прежней.