Размышляя над тем, какой казни он предаст после полудня консьержку, пропустившую невесть кого на этаж, Денис щелкнул задвижкой и распахнул створку.
На лестничной площадке стояла Карина. В руках у нее были ключи, на лице растерянность и испуг. Давыдов наконец-то проснулся.
— Kara mia, — выдохнул он. — Ты же в Варшаве!
Карина смотрела на него так, будто бы впервые увидела.
Давыдов невольно представил себя со стороны — взъерошенный, опухший, заспанный. И фраза, мягко говоря, идиотская. Анекдотичная по сути. «А Ленин где? Я же вам сказал сначала: Ленин — в Польше!»
Карина стояла на пороге, а он в дверном проеме, как девица на выданье.
— Заходи, — сказал Давыдов. — Давай я вещи занесу!
Он даже шагнул к ней, но Карина не тронулась с места, и вещей у нее не было. Никаких. Только сумка и ключи в руках.
— Что случилось? — спросил Денис.
Он физически чувствовал напряжение, нависающее над лестничной клеткой. Всей кожей, каждой порой. Денис вспомнил своего ночного попутчика, рот — почтовый ящик, безжалостные глаза древнего ящера под мохнатыми бровями и его слова: «Ваша жена пытается вас убить!». А ведь он почти поверил. Не полностью, чуть-чуть, но поверил. Господи, чушь какая-то…
Жена-убийца стояла перед ним на пороге дома, и веяло от нее растерянностью, страхом… чем угодно, но не опасностью.
Он шагнул к Карине и обнял ее, прижал к себе, и она сразу расслабилась, словно лопнула пружина, державшая ее в напряжении.
— Ну что ты стоишь… Пойдем…
И она послушно пошла за ним, так и не выпустив из рук ключи.
Он помог ей снять пальто, под локоть проводил на кухню, усадил на стул у стойки, клацнул чайником и сразу же достал из бара бутылку виски и стаканы.
— Есть хочешь?
Она мотнула головой.
Давыдов щедро плеснул виски в стакан и поставил перед женой.
— Выпей.
Карина подняла на него глаза.
— Не поможет: Денис, понимаешь, мне не выпить надо. Мне к Бровко надо. Я не помню, как сюда попала.
— Не понял…
— Я сама ничего не понимаю.
— Ты должна была прилететь сегодня.
Давыдова достала из сумки паспорт и положила его перед мужем.
Денис посмотрел на пограничные штампы.
— Ну и? — спросил он. — В чем проблема? Вернулась чуть раньше. Наверное. Хотела сделать нам сюрприз.
— Денис, — повторила Карина. — Я не помню ничего за последние дни. Вернее, помню кое-что, обрывками, как сквозь сон…
— Если это тебя утешит, то я тоже вчера встречался с Бровко, — сообщил Давыдов и, посмотрев на стоящую перед ним бутылку, отодвинул стакан в сторону.
Кто-то должен оставаться трезвым, тем более что еще нет и восьми утра.
— Не утешит.
— Тебе не интересно, что сказал Бровко?
— И что он сказал?
— Посоветовал принять снотворное и не морочить ему голову. По его мнению, я сам себе режиссер.
— Ты сказал, что мы уже принимали снотворное?
— Я ему рассказал все, что знал.
— Все?
— Ну, почти все, — признался Давыдов. — Я не мог рассказать ему совсем все. Были на то причины.
Он наклонился над столешницей, поймал ее слегка расфокусированный взгляд и настойчиво спросил:
— Кара, скажи, ты помнишь, что было во время погружения на рэк?
— Ты чуть не утонул.
— Сам?
Она смотрела на Дениса невинными глазами. Невиннее не бывает. Давыдову снова стало не по себе.
— Конечно сам, — ответила она растерянно. — Денис, что у тебя с памятью? Ты забыл, как я тебя вытаскивала?
— Мама! Ты уже дома?! Как хорошо! А я слышу — кто-то бубнит на кухне!
Мишка, сонный, закутанный в халат не по размеру, неуклюжий, как медвежонок-пестун, обнял Карину, и Давыдов с облегчением усмотрел на лице жены счастливую материнскую улыбку.
Они принялись ворковать, а Дениса как-то сразу попустило. Он сидел с дурацким выражением на лице, подперев небритую физиономию кулаком, и наблюдал за процессом встречи с умилением. Ему очень хотелось верить в лучшее и забыть тяжелый бессонный бред последней недели. Вот только получалось плоховато — уж слишком яркими были впечатления.
— Ну, родители, вы даете! — Мишка заметил стоящие на столе стаканы и бутылку виски. — Утро же! Или вы за встречу и что бы солнце раньше встало?
Он посмотрел на часы.
— Суббота! Восемь утра! Так, вы как хотите, а я досыпать! И не шумите вы так!
Дверь за ним закрылась, и Давыдовы снова остались наедине.
— С нами что-то не так, — сказал Денис чуть погодя. — Карина, давай-ка поговорим начистоту, хорошо?
Она кивнула.
— Я начну первым, — предложил Давыдов. — Клянусь говорить правду и ничего кроме правды. От тебя жду того же.
Он выдохнул, словно не говорить собирался, а махануть граммов двести мексиканской текилы с червячками, и начал говорить.
Сначала Карина слушала мужа спокойно, но по мере изложения событий, на ее лице стали проявляться вполне объяснимые эмоции — растерянность, недоверие и страх.
— Ты с ума сошел? — спросила она, когда он рассказал о записи подводной схватки.
Давыдов молча сходил за ноутбуком, поставил его перед Кариной и включил воспроизведение.
У Карины был очень необычный разрез глаз, но если бы Давыдова в этот момент попросили описать глаза жены, он бы назвал их круглыми. Она охнула, полезла в карман костюма за носовым платком, и что-то упало на пол с металлическим звуком.