Чужие страсти

Кивнув, Кент взял банан с блюда для фруктов и сказал:

— Мне нужно тут кое-что сделать.

Почувствовав, что он не очень хочет распространяться на эту тему, она не стала на него давить.

Ее отвлекла семнадцатилетняя дочь, согнувшаяся над кухонным столом (этот стол Абигейл собственными руками любовно сделала из старого верстака, который был взят на заводе по переработке шерсти, построенном еще в начале прошлого века) и задумчиво передвигавшая кусочки яичницы по тарелке, пытаясь скрыть, что на самом деле она ничего не ест.

— Что-то не так с едой? — многозначительно спросила Абигейл.

— Да нет. — Феба даже не подняла глаз.

— Тогда почему ты не ешь?

— Не хочется.

— Потому и не хочется, что ты не ешь. Посмотри на себя — ты вся истощала.

— Я ем, — вяло возразила Феба.

— Вот и хорошо. Тогда у тебя не будет никаких проблем с тем, чтобы доесть все, что находится у тебя на тарелке.

Феба бросила на нее обиженный взгляд и перешла от манипуляций с яичницей к тому, что начала отрывать кусочки тоста и кормить ими их английскую овчарку, пса Брюстера, который по привычке сидел у нее под стулом. Абигейл казалось, что в то время как Феба худела, их собака заметно поправлялась, но, возможно, это было простым совпадением.

Абигейл почувствовала легкое беспокойство. Может, у ее дочери какие-то проблемы с пищеварением? Или причиной служат просто страхи, связанные с поступлением в колледж? Феба подала документы на досрочный прием[13] в Принстон, альма-матер своего отца, но, несмотря на хорошие оценки, это был довольно рискованный шаг. Дело в том, что в настоящее время конкуренция в колледже была намного жестче, чем во времена Кента, и, зная, что шансы на успех невысоки, она очень нервничала в ожидании ответа. У Абигейл мелькнула еще одна неприятная мысль: меньше чем через год Феба покинет их дом. Глядя на дочь, она с трудом представляла, как это будет. В своей балахонистой спортивной рубашке и широких мешковатых брюках, болтавшихся на узких бедрах, с короткой, почти мужской стрижкой с неровной линией черных вьющихся волос, которая подчеркивала ее скулы и огромные карие глаза, Феба больше напоминала девочку с плаката фонда помощи детям, чем взрослую девушку, поступающую в колледж.

Абигейл уже собиралась предложить ей в конце недели съездить за покупками в город, а потом, возможно, пообедать где-нибудь вместе — если понадобится, она даже готова была перекроить свой рабочий график, — но в это время раздался звонок: звонила Ребекка Бонсиньор, продюсер ее передачи на «А.М.Америка». Ко времени когда Абигейл закончила разговор, все мысли о том, чтобы праздно провести полдня с дочерью, исчезли, как и полная кружка кофе, который она непрерывно прихлебывала.

Она села за стол. Кент оставил для нее аккуратно сложенные первые страницы «Таймс», так как знал, что у нее обычно хватает времени только на то, чтобы просмотреть заголовки.

— Мне — ничего, — сказала она домоправительнице в ответ на ее вопросительный взгляд, когда та подавала омлет для Кента. Абигейл была слишком взвинчена, чтобы съесть хоть что-нибудь.

Вероника неодобрительно нахмурилась. У нее были старые представления о сытной и питательной еде по утрам, и она считала, что завтрак из одного кофеина никуда не годится. Миловидная гаитянская женщина с тонкими чертами лица и кожей цвета кофе, за третью чашку которого Абигейл сейчас принялась — правда, на этот раз она щедро плеснула туда молока, — Вероника имела старомодные взгляды в отношении целого ряда самых различных вещей. В частности, она всегда оставалась при своем мнении относительно того, как правильно одеваться для работы. Сегодня на ней было стильное облегающее платье из ситца и туфли-лодочки на низком каблуке, словно она собиралась куда-то в офис. Абигейл хотела бы, чтобы все ее работники уделяли столько же внимания своему внешнему виду, как Вероника.

В глаза ей бросился заголовок передовой статьи.

— Я вижу, они окончательно похоронили этого мерзавца, — заметила она.

Кент оторвал взгляд от английского кекса, который он намазывал маслом, и посмотрел на жену.

— Кого?

— Гордона ДеВриса.

Кент покачал головой.

— Не говори так. Печальная история.

— Тебе следовало бы больше пожалеть акционеров «Вертекса», — возразила Абигейл и раздраженно добавила: — Я уверена, что очень многие из этих людей считают, что он легко отделался, расплатившись только своей жизнью.

Кент бросил на нее острый взгляд.

— Я думал о семье ДеВриса. В новостях на следующий день после случившегося показывали его жену. Она выглядела шокированной и почти невменяемой, словно только что вырвалась из-под бомбежки.

— Вдову, — поправила мужа Абигейл.

На мгновение она испытала естественное сочувствие к этой женщине, бывшей своей подруге Лайле Меривезер, с которой они не виделись и не разговаривали двадцать пять лет. Но оно было быстро подавлено той горечью обиды, которая многие годы тлела в ней подобно присыпанным углям.

— Ты могла бы протянуть ей руку помощи, — сказал вдруг Кент. — Вы ведь дружили когда-то.

— Миллион лет тому назад. Она, вероятно, даже не вспомнит меня.