Чужое лицо

Дальше в статье шли пространные рассуждения о гуманности советского суда и о том, что эта история послужит наглядным уроком и предупреждением всем тем, кто под личиной туристов пытается приехать в СССР совсем с другими, «темными» целями…

Ставинский сжал в руке газету: подонки, ни слова о том, что она беременна! «Мягкий, гуманный приговор»! Какой он кретин! Какой он кретин, что согласился на всю эту авантюру! Ладно, он вытащит их из тюрьмы, вытащит – и ее, и ребенка! В палату вошла-вбежала дежурная медсестра:

– Полковник Юрышев! К вам маршал Опарков!

11

– Раздевайтесь!…

– Распустите волосы!…

– Раздвиньте пальцы рук и ног!

– Откройте рот! Раздвиньте ноги!…

В приемном отделении московской пересыльной тюрьмы на Красной Пресне, в пустой и холодной комнате с длинным деревянным столом, на который нужно было положить все снятые с себя вещи, Вирджиния попала в руки деловитых, с каменными лицами надзирательниц. Они не говорили по-английски, но эти простые команды Вирджиния понимала и по-русски, а кроме того, рядом с ней этим командам привычно и послушно подчинялись еще две арестованные – сорокалетняя проститутка с подбитым глазом и молодая, не старше двадцати лет, цыганка, пойманная на воровстве. Надзирательницы обыскивали арестованных женщин.

– Догола! Догола раздевайся, паскуда! – Толстая надзирательница сорвала с Вирджинии бюстгальтер и трусики. – Открой рот! – И грязными пальцами полезла Вирджинии в рот, обвела пальцем под языком и за щеками.

– Так. Ноги раздвинь! Шире! Нагнись!

Она с силой пригнула Вирджинию к полу, и в ту же секунду ее толстые пальцы оказались в заднем проходе и во влагалище у Вирджинии. Вирджиния вскрикнула, слезы брызнули из глаз.

– Не ори! – сказала надзирательница. – Как давала – не кричала! – И теми же руками стала шарить у Вирджинии в волосах в поисках блох.

– Одевайтесь! Стоп! Дай сюда лифчик! Ишь! Американские шмотки! Жалко, размер не мой! Ладно, держи! – Она вырвала из бюстгальтера крохотный крючок и отдала бюстгальтер Вирджинии. Затем стала разглядывать трусики, даже приложила их к своей талии. Но талия была у нее в размер ее толстой задницы, она вздохнула с сожалением. – Нет, не натяну… – И швырнула трусики Вирджинии. – Можешь надевать…

В тюремном коридоре Вирджинию отделили от цыганки и проститутки, еще одна надзирательница провела ее по железной лестнице на второй этаж тюрьмы, мимо тяжелых металлических дверей камер, и остановилась в конце коридора, у камеры номер 147. Лязгнул металлический засов, тяжело отворилась дверь камеры, и тут же в лицо Вирджинии пахнуло спертой вонью – тяжелой смесью запахов пота, менструаций, гнилых зубов. Она отшатнулась, но надзирательница уже силой втолкнула ее в камеру, где в жидком свете крохотного зарешеченного окна сидели на нарах человек двадцать женщин.

– Американочку примите! – сказала надзирательница заключенным женщинам и, усмехнувшись, захлопнула дверь за ее спиной.

Вирджиния стояла у двери. От тяжелого запаха и спертого воздуха кружилась голова и к горлу подступала тошнота. Двадцать пар женских глаз смотрели на нее выжидающе.

– Ты чего – воровка в законе? – басом спросила наконец одна из этих женщин – высокая, крупная, с бесцветными усами над верхней губой.

– Ясное дело, что в законе, Василий, – сказала худенькая и вертлявая девица, прижимаясь к этой бабе, которую она называла мужским именем «Василий». – Если кличка «Американочка» – значит, в законе.

– Тебя не спрашивают, – грубо сказала ей «Василий» и требовательно взглянула на Вирджинию. – Ну?

– Я… плохо… говорю по-русски… – произнесла по-русски Вирджиния. – Я иностранка. Я из Америки…

– Та-ак… – произнес кто-то. – Чокнутую нам подсунули, суки!

«Василий» тяжело спустилась с нар, подошла к Вирджинии, сказала сурово:

– Вот что! Ты нам тут шизо не устраивай! А то живо матку вырву! Как зовут?

– Мое имя Вирджиния Вильямс. Я американская…

Сильная оплеуха прервала ее и отбросила к двери. Теряя сознание, Вирджиния стала клониться к полу, но «Василий» жесткой рукой ухватила ее за волосы, удержала на весу и поднесла к ее лицу кулак:

– Я тебя счас живо вылечу!…

С лязгом открылась дверь, надзирательница сказала с усмешкой:

– Власова, кончай! Она правда американка. По зубам не видишь, что ли? Так что поаккуратней с ней, а то международный скандал выйдет. И вообще спасибо должна сказать – настоящую американку есть шанс попробовать… – И, грязно подмигнув, закрыла дверь, лязгнула засовом.

«Василий» с любопытством раздвинула губы Вирджинии. Действительно, у этой новенькой зечки были необыкновенно белые и ровные зубы.

– Хм! – сказала «Василий» и, отпустив волосы Вирджинии, помогла ей устоять на ногах, прислонила ее к стене камеры. – Ну-ка, скажи чего-нибудь по-вашему, по-американски.

– I want to lie down, – произнесла почти беззвучно Вирджиния. И перевела себя на русский: – Я… хочу… лежать…

– Класс! – восхитилась «Василий». – Бабы, дайте место! Она со мной ляжет!

– А я где? – возмутилась вертлявая и худенькая.

– Пошла на хрен, под нары! – распорядилась «Василий».

12