Чужое лицо

Когда позвали к столу, для Эстер не нашлось пары, и она охотно двинулась в обеденный зал бок о бок с Калландрой. Зато сидеть ей пришлось прямо напротив генерала.

Подали первые блюда, и все приступили к трапезе: леди — с изяществом, мужчины — с аппетитом. Поначалу разговор не клеился, когда же с супом и рыбой было покончено и первый голод утолен, Урсула принялась рассказывать об охоте и сравнивать достоинства различных скакунов.

Эстер не вмешивалась. Верхом ей доводилось ездить лишь в Крыму. Внезапно ей представились искалеченные войной голодные животные. Воспоминание оказалось столь болезненным, что Фабии пришлось трижды окликнуть Эстер по имени, прежде чем та поняла, что к ней обращаются.

— Прошу прощения! — смущенно извинилась она.

— Кажется, вы говорили, что мельком виделись с моим покойным сыном, майором Джосселином Греем?

— Да, к сожалению, лишь мельком. Раненых было очень много. — Она упомянула об этом лишь из вежливости, но перед глазами снова предстал госпиталь и сотни людей — искалеченных, обмороженных, умирающих от холеры, дизентерии, голода. И крысы, кругом крысы…

Но самое страшное — это, конечно, земляные укрепления вокруг осажденного Севастополя; жестокий мороз; множество тусклых ламп в грязи. Свет одной из них, сжатой в трясущейся руке самой Эстер, падает на лезвие пилы, пока хирург проводит ампутацию. Она вспомнила, как впервые увидела рослую фигуру Ребекки Бокс, когда та выносила раненых с территории, уже захваченной войсками противника. Как бы далеко ни находился несчастный, Ребекка всегда доставляла его в палатку полевого госпиталя.

Все молча смотрели на Эстер, ожидая от нее добрых слов о покойном. Ведь, в конце концов, он тоже был солдат — майор кавалерии.

— Он действительно выделялся своим обаянием. — Эстер не лгала. — У него была чудесная улыбка…

Фабия с облегчением откинулась на спинку стула.

— Так похоже на Джосселина. — подтвердила она, и голубые глаза ее затуманились. — Веселый и храбрый даже в самых трудных обстоятельствах. Мне до сих пор не верится, что его уже нет. Я все жду, что вот сейчас откроется дверь и он войдет, извинится за опоздание и скажет, что умирает от голода.

Эстер невольно оглядела уставленный яствами стол. Как они легко произносят эти слова: «Умирает от голода».

Генерал Уодхем промокнул губы салфеткой.

— Настоящий мужчина, — негромко произнес он. — Вы должны гордиться им, дорогая. Жизнь солдата зачастую бывает слишком короткой, но его честь дороже жизни. Он навсегда останется в нашей памяти.

За столом воцарилось молчание, нарушаемое лишь звяканьем серебра о фарфор. Нужные слова никому не приходили в голову. Лицо Фабии было исполнено горя. Розамонд смотрела куда-то вдаль. Даже Лоуэл имел несчастный вид, хотя трудно сказать, была ли тому причиной скорбь по покойному брату или же какие-то собственные неприятности.

Менард на редкость тщательно пережевывал кусок, словно никак не решался его проглотить.

— Славная кампания, — снова заговорил генерал. — Она войдет в анналы истории. Беспримерный героизм.

Эстер вдруг почувствовала, что ее душат слезы. Гнев, боль и ненависть слились воедино. Гораздо яснее, чем фигуры за столом и блеск хрусталя, ей представились холмы за рекой Альмой. Она видела ощетинившийся вражескими пушками бруствер на том берегу, большой и малый редуты, баррикады из ивняка, наполненные землей и камнями. А за ними — пятьдесят тысяч человек под командованием князя Меншикова. Эстер вспомнила запах морского ветра. Она стояла среди сопровождавших армию женщин и смотрела на выпрямившегося в седле лорда Реглана.

В час дня протрубил горн; пехота плечом к плечу двинулась на жерла русских пушек — и была выкошена, как трава. Полтора часа продолжалась бойня. Наконец был отдан приказ — в бой вступили гусары, уланы и фузилеры.

— Смотрите хорошенько, — обратился какой-то майор к одной из офицерских жен. — Королева Англии пожертвовала бы всем, лишь бы увидеть это зрелище.

Падали люди. Высоко поднятые знамена были изорваны пулями. Стоило упасть знаменосцу, древко подхватывал его товарищ, чтобы минуту спустя самому рухнуть лицом на землю. Один приказ противоречил другому, войска то наступали, то отходили. В атаку волной медвежьих шапок ринулись гренадеры, затем — Хайлендская пехота.

Драгуны были оттянуты в тыл и так и не приняли участия в битве. Почему? Когда об этом спросили лорда Реглана, он ответил, что в те минуты думал о своей Агнес.

Эстер вспомнила поле после сражения: земля, пропитавшаяся кровью, искалеченные тела с оторванными руками и ногами. Сестры милосердия работали до изнеможения, теряя рассудок от страшных картин и нечеловеческих стонов. Раненых складывали на повозки и везли в палатки полевого госпиталя. Эстер работала вместе со всеми всю ночь и весь день — с перекошенным от ужаса и пересохшим от жажды ртом. Когда санитары пытались остановить кровотечение, обезболивающим служили несколько капель драгоценного бренди. Ах, туда бы содержимое подвалов Шелбурн-Холла!..