— В 1809-м, — поправила его Эстер. — Это сражение произошло до Талаверы, но после Синтрийской конвенции. А в остальном вы правы — меня там не было.
Лицо генерала побагровело. Он подавился рыбьей костью и закашлялся в салфетку.
Бледная от бешенства Фабия протянула ему стакан воды.
Более искушенная Эстер немедленно отодвинула стакан и предложила генералу хлеб.
Тот проглотил кусочек, и рыбья кость благополучно проскользнула вниз по генеральскому пищеводу.
— Благодарю вас, — процедил он и запил хлеб водой.
— Рада помочь, — мягко отозвалась Эстер. — Подавиться костью весьма неприятно, но, увы, кости есть даже в самой вкусной рыбе. А эта просто превосходна!
Фабия вполголоса выругалась, а Розамонд внезапно начала с преувеличенным энтузиазмом рассказывать о посещении сада священника.
Потом Фабия предпочла остаться с Урсулой и генералом, а Розамонд и Эстер продолжили свой путь, намереваясь посетить еще несколько домов бедняков.
— Какой ужас, — торопливо и чуть виновато шепнула Розамонд. — Иногда вы напоминаете мне Джосселина. Он тоже умел рассмешить меня.
— Я и не заметила, что вам было смешно, — призналась Эстер, садясь в двуколку и по обыкновению забыв оправить юбку.
— Разумеется. — Розамонд взяла вожжи и легонько хлестнула лошадь. — Я ни за что не подам виду. Вы как-нибудь еще раз заглянете к нам в гости?
— Не уверена, что меня теперь пригласят, — печально отозвалась Эстер.
— Обязательно пригласят. Хотя бы тетушка Калландра. Она вас очень любит. Мне кажется, что ей с нами иногда так скучно! Вы знали полковника Дэвьета?
— Нет.
Эстер вдруг почувствовала сожаление, что не была знакома с мужем Калландры. Она видела лишь его портрет. Полковник был стройным мужчиной с умным властным лицом.
— Нет, не знала.
Розамонд тряхнула вожжами, и двуколка разогналась, подпрыгивая на ухабах.
— Он был очарователен, — она неотрывно глядела вперед. — Временами. Весь лучился юмором… когда бывал в хорошем настроении. Но иногда он вел себя несносно — даже с тетушкой Калландрой. Он вечно во все вмешивался, указывал, что и как нужно делать, а потом сам забывал, о чем шла речь. Тетушке приходилось все расхлебывать.
Розамонд слегка придержала лошадь, давая ей почувствовать вожжи.
— Но в благородстве ему не откажешь, — добавила она. — Не было случая, чтобы он не оправдал доверие друзей. Прекрасно держался в седле — лучше, чем Менард и Лоуэл, лучше, чем генерал Уодхем. — Ветер слегка растрепал волосы Розамонд, но она этого не замечала. Внезапно она рассмеялась. — Они друг друга терпеть не могли.
Эстер, кажется, поняла, почему Калландра так и не вышла замуж вторично, предпочитая свободу и одиночество. Кто мог заменить такую яркую личность? Да и натерпелась она явно больше, чем предполагала Эстер, опираясь на свои редкие и поверхностные наблюдения.
Вежливо улыбнувшись, Эстер поспешила сменить тему, а тем временем показалось селение. Когда они выбрались оттуда, завершив намеченную программу, день уже клонился к вечеру. Тем не менее было жарко, и среди золотистых полей по-прежнему виднелись согбенные фигуры жнецов.
Эстер с радостью ощущала на лице дуновение прохладного ветерка, когда им случалось проезжать под сенью деревьев. Тишина нарушалась лишь стуком копыт, скрипом колес да птичьим пересвистом. Солнечный свет играл на скирдах соломы — там, где жнецы уже закончили работу. Несколько облачков, легких, как пух, плыли у самого горизонта.
Эстер взглянула на руки Розамонд, уверенно держащие вожжи, на ее застывшее напряженное лицо. Интересно, что она видит? Непреходящую красоту или лишь беспрерывное однообразие? Однако такой вопрос Эстер никогда не осмелилась бы задать.
Вечер Эстер провела с Калландрой.
На следующее утро в обеденном зале она вновь встретилась с Розамонд, которая искренне ей обрадовалась.
— Хотите взглянуть на моего сына? — предложила она, слегка покраснев.
— Конечно, хочу, — немедленно отозвалась Эстер. Да и что еще тут можно было сказать! — Ни о чем другом и не мечтаю! — В сущности, Эстер не кривила душой. Ей совсем не улыбалось встретиться с Фабией, с генералом Уодхемом или снова ехать в селение. А гуляя в парке, того и гляди, опять столкнешься с каким-нибудь бесцеремонным полицейским. — Прекрасное начало дня! — добавила она.
Детская оказалась светлой, обитой ситцем комнатой с окнами, выходящими на юг. Низкий стульчик у окна, креслице-качалка, огороженный для безопасности ребенка камин, кроватка. Юная девушка с хорошеньким личиком и белой, как сливки, кожей кормила полуторагодовалое дитя кусочками хлеба, размоченными во взбитом яйце. Эстер и Розамонд наблюдали не вмешиваясь.
Ребенок, чья головка была увенчана светлым птичьим хохолком, забавлялся, как мог. Он безропотно позволял отправлять себе в рот кусочек за кусочком, но щеки его подозрительно раздувались. Наконец он, сверкнув глазенками, с шумом изверг все наружу — к великому смущению кормилицы. После чего счастливо засмеялся, откинувшись в креслице.
Розамонд тоже смутилась, но Эстер рассмеялась вместе с ребенком. Кормилица собирала крошки с запачканного передника.