— Ты хочешь сказать?.. — Анна замотала головой, неспособная воспринимать то, что ей говорила Кристэл.
— Я видела Монику у бассейна. Она плакала. И говорила сама с собой. — В пустой уборной голос Кристэл отдавался эхом, как в пещере. — Затем я услышала всплеск, и она исчезла. Клянусь, я пошевелиться не могла. Это было как в Библии, когда женщина превратилась в соляной столп.
— Жена Лота, — без всякого выражения сказала Анна.
— К тому времени, когда я подбежала к ней, было уже поздно. Она… она плавала лицом вниз. И я убежала. Возможно, я могла бы ее спасти, я не знаю. Но вы ведь понимаете, почему я не пошла в полицию? Они бы повесили это на
Анна была слишком потрясена, чтобы говорить. Если Кристэл все это выдумала, то она была чертовски хорошей лгуньей. Но если то, что она говорила, правда и Моника действительно покончила жизнь самоубийством, то почему она не оставила предсмертной записки? И как насчет всех тех улик, которые указывали на
Надписи, нацарапанные на серых металлических стенах кабинки, казалось, выпрыгивали на нее: «МАРСИ СОСЕТ ЧЛЕН. СТЕЛЛА ЛЮБИТ РИКО». И большими кривыми буквами, от которых у Анны мороз пошел по коже: «ТЕБЕ НЕ СПРАВИТЬСЯ!» Анна поднесла кулак ко рту, чтобы заглушить поднимавшийся в ней крик: чем она заслужила такую ненависть? Единственным объяснением было то, которое подсказала Бетти: по странным, необъяснимым причинам Моника винила их с Лиз, а более всего Бетти, в том, что она пережила по вине отца. Медленно тлевшее чувство обиды разгорелось в душе Моники в полную силу, когда Анна сбросила вес, нарушив таким образом статус-кво.
Анну вдруг пронзила мысль: эта информация будет бессмысленной, если Кристэл откажется дать показания в суде.
— Ты должна сказать им, — взмолилась Анна, — когда ты все объяснишь…
— Нет, не выйдет! — От удара кулака о стенку кабинки ручка для туалетной бумаги загрохотала, заставив Анну подпрыгнуть. — Я могу потерять своих детей, на этот раз навсегда.
— Мой адвокат тебе поможет. Она…
Кристэл не дала ей закончить.
— Я же сказала, — нет, черт побери! Я знаю эту игру, и я всегда в ней проигрываю. Как я уже сказала, я вообще не должна была приходить.
— Так почему же пришла?
— Я не знаю. Это было глупо, наверное. Видите, вы ошиблись насчет меня. Некоторые люди родились неудачниками, и я одна из них. В любом случае, удачи вам, если мое пожелание для вас что-то значит. Надеюсь, вы выберетесь из этой передряги. — За перегородкой раздался шум, и Анна услышала, как щелкнул засов кабинки. Если она не будет действовать быстро, Кристэл убежит.
— Я знаю, почему ты пришла, — быстро сказала Анна, — потому что иначе ты не смогла бы жить с этим. Потому что я не заслуживаю тюремного заключения за то, чего не совершала. Ты знаешь, что такое тюрьма, Кристэл. И ты действительно сможешь так поступить со мной, зная, что я невиновна?
— Простите. — Раздался скрип открывающейся двери. — Мне правда жаль. — Казалось, Кристэл готова была расплакаться.
—
— Кристэл! — заорала она, но в уборной кроме нее было только ее бледное осунувшееся отражение в зеркале над раковиной, у которой Анна стояла. Краем глаза она заметила какое-то движение и обернулась как раз в тот момент, когда кто-то исчез в дверном проеме.
Анна, спотыкаясь, выскочила в коридор и сразу же увидела худую блондинку в очень короткой юбке и джинсовой рубашке, проталкивающуюся сквозь толпу. Анна бросилась за ней, Лаура последовала за Анной. Но они не прошли и несколько ярдов, когда на них накинулись репортеры. Анне в лицо ткнули микрофон и моментально ослепили чередой вспышек фотоаппаратов. Женский голос, резкий и пронзительный, прорвался сквозь окружавший их шум:
— Анна, прокомментируйте ход судебного процесса.
Анна оттолкнула ее с криком:
— Прочь с дороги!
Голоса гремели у нее в ушах. Ее сдавливали чьи-то тела. Камеры и микрофоны были направлены на нее, словно ракеты, наведенные на цель.
— Анна, почему вы отказались признать свою вину?
— Как вы считаете, дойдет ли дело до суда?
— Сюда, Анна! Сюда!
В море голов и камер Анна заметила Кристэл, проталкивающуюся к выходу.
— Остановите ее! — изо всех сил закричала Анна.