Чужое счастье

Выражение лица Марка было мягким и учтивым. Анна была уверена, что он слышал истории куда хуже, чем они с Лиз могли рассказать. Казалось, что в Отделении Членов Семей Заядлых Алкоголиков у них была большая компания. Возможно, все не так уж и плохо.

Первые полчаса они обсуждали то, на что они надеялись во время семейной недели. После этого Марк раздал им альбомы для рисования и карандаши.

— Я хочу, чтобы каждый из вас нарисовал воспоминание из детства, — объяснил он, — но загвоздка в том, что вы должны это сделать левой рукой.

Казалось, это было бессмысленным упражнением, но Анна с удовольствием этим занялась. Сначала у нее получались только какие-то закорючки, но постепенно на бумаге стала появляться девочка, одиноко сидящая на заднем сиденье автомобиля. Она выглядела несчастной, — нет, даже более того, убитой горем. Анна нахмурилась, прикусив нижнюю губу. Откуда это? Это было так давно, что она с трудом вспомнила.

По очереди они делились историями, стоявшими за этими рисунками. Миссис Готроки рассказала о собаке на поводке, которую оттягивают от рыдающей маленькой девочки.

— Его звали Тедди, — сказала она таким тихим голосом, что Анне пришлось напрячь слух, чтобы расслышать. — Я умоляла родителей купить мне собаку, и наконец они согласились и подарили мне на день рождения щенка. Я любила его. Он был таким прелестным: с большими коричневыми глазами и смешными ушами. Единственной проблемой было то, что он постоянно писал на ковер и жевал все, что ему попадалось. Но он не виноват в этом. Он был всего лишь щенком. Но мама… ну, ее это расстраивало, — голос миссис Готроки заскрежетал. — Самым ужасным было то, что они даже не сказали мне. Однажды этот человек пришел и забрал его.

Ее муж отрешенно смотрел перед собой, словно считал, что показывать свои эмоции — это проявление слабости. На его рисунке, который мог бы сойти за рекламу «Си-энд-Скай»^[10], был изображен маленький мальчик, строящий песочный замок на пляже.

Застенчивая женщина в длинной юбке и биркенстоках, которую звали Софи, залилась слезами еще до того, как смогла заговорить. Марк сказал ей, чтобы она не переживала, потому что они могут поговорить позже, наедине. Софи кивнула, согнувшись и уткнувшись лицом в ладони. Какие бы душевные травмы ни наносила ей память, этого не было видно на портрете с изображением улыбающейся семьи, собравшейся за обеденным столом.

Внезапно все обернулись к Анне. Она сделала глубокий вдох и начала рассказывать о том, как в тот день отец взял ее с собой в город, пообещав купить шипучий напиток из корнеплодов, приправленный мускатным маслом. Но по дороге в центр она сделала что-то, что разозлило его, — она не могла вспомнить, что именно, — и он наказал ее, оставив ждать в машине.

— Что вы чувствовали тогда? — мягко спросил ее Марк.

— Разочарование, наверное.

Это было так давно. Разве можно было вспомнить?

— Вы не были расстроены?

— Была… наверное.

— Должно быть, вы разозлились на него.

Анна пожала плечами.

— Я была хорошим спокойным ребенком.

— Это вы так считаете или ваши родители?

Она на секунду задумалась.

— Я не знаю. Я столько разных версий слышала о своем детстве, что уже не уверена, каким оно было на самом деле. Это нормально?

— Что такое, по-вашему, значит «нормально»?

— Нормально, — сказала Анна с печальной улыбкой, — это как у всех, кроме тебя.

Марк улыбнулся ей в ответ.

— Это один из вариантов того, как на это можно посмотреть.

Ей показалось, что она увидела яркую вспышку в его глазах, и вспомнила постер на стене в кафетерии со слоганом «Притворяйся, пока не добьешься своего». Неужели у Марка тоже были свои демоны?

Они перешли к Лиз и ее неоконченному рисунку, на котором был изображен маленький ребенок, падающий с высокого стула. Вероятно, это была сама Лиз. Но вдруг Анна поняла, что она не может сосредоточиться на ее истории. Вместо этого она думала о Марке, будучи не в состоянии избавиться от чувства, что его сопереживание основано на собственном опыте. Он был женат, Анна поняла это по золотому кольцу на его пальце, но тем не менее она чувствовала в нем какой-то надрыв. Еще более странным казалось то, что Анна вдруг ощутила в себе желание обнадеживающе пожать его руку. При этой мысли она залилась румянцем и подумала: была ли она на пути к тому, чтобы стать такой же странной, как старая миссис Финли из церкви, которая одержимо рассказывает о своем единственном возлюбленном, который был убит во время Второй мировой войны и с которым, по словам Элси Уорнли, она была едва знакома.