Чужое счастье

— Думаю, в Голливуде снималась не та сестра. — Анна сухо рассмеялась, но в глубине души она была довольна. Особенно учитывая тот факт, что Лиз никогда не грешила неискренними комплиментами.

— Шути об этом сколько хочешь. Однажды ты вскружишь кому-нибудь голову, а я скажу: «Я ведь говорила».

Анна съела немного салата, думая: «Вряд ли этот день когда-нибудь настанет».

— А как там у тебя? У вас серьезно с тем парнем?

Лиз пожала плечами, отламывая кусочки корочки от своего хлеба и подбрасывая их воробьям.

— Кто тебе сказал, что я с кем-то встречаюсь?

Что-то в выражении лица Лиз дрогнуло. Или, может, дело было в этих разговорах о Марке.

— Только не говори мне, что он женат, — простонала Анна.

Щеки Лиз виновато зарделись, и Анна подумала: «Бедняжка».

— Это не то, что ты думаешь, — тут же начала защищаться Лиз.

— Я ничего не думаю. Я только не хочу, чтобы тебе сделали больно.

— Я взрослая девочка.

— А Дилан знает?

— Господи, нет, конечно, — Лиз охватил ужас при этой мысли. — Мы встречаемся только в те ночи, когда он у отца.

— А как насчет его жены?

— Их брак распался. Он остался только из-за… — Лиз запнулась, нахмурившись. — Это все так запутано. — Она выглядела такой несчастной, а Анна и подумать не могла, что это нечто большее, чем обыкновенная интрижка — тайные встречи, ложь, обещания, которые никогда не исполняются. Достаточно посмотреть шоу Опры, чтобы понять, что все закончится слезами.

Что заставило Лиз думать, будто ее ситуация уникальна? Неужели она вообразила, что сильно отличается от бесчисленного количества женщин, ступивших на этот путь? Неужели ее так легко обмануть?

Анна воздержалась от советов. В этот момент у нее были более важные заботы. Такие, как Моника. Какой она станет после двух недель в этом месте? Смиренной или рвущейся в бой? Марк поручил им приготовить список противоречий, которые они смогут озвучить в течение недели. Список Анны будет длиной в целую милю, но сможет ли она преодолеть страх перед гневом Моники? Уничтожить результат тридцати шести лет общения с сестрой за четыре коротких дня? Еще вчера она бы не поверила, что это возможно, но сейчас поняла, что думает о том, как бы сбросить не только вес.

— Отлично, кто хочет быть первым? — Марк окинул взглядом пациентов и членов их семей, и понимающая улыбка коснулась его губ. Это был последний день семейной недели, и миг, которого они все так боялись, настал. Марк мог с таким же успехом спросить, кто хочет лицом к лицу встретиться с командой, назначенной для произведения расстрела.

Никто не поднял руку. Для того чтобы приблизиться к этому моменту, у них ушло четыре дня и несколько коробок салфеток, их рабочие тетради были испачканы, а души обнажены. Теперь они знали друг о друге намного больше, чем многие из их друзей. Анна слышала истории, от которых даже волосы Опры могли встать дыбом, и плакала о тех невинных детях, которыми когда-то были эти мужчины и женщины. Софи, которую в детстве растлил ее дядя. Скотт, с темными кругами под глазами, чьи родители отреклись от него, когда узнали, что он гей. Неудивительно, что миссис Готроки, чье настоящее имя было Линдсей, оказалась классической бедной богатой девочкой, воспитанной целой армией нянек, которых увольняли, как только она привязывалась к ним.

Даже Лиз выползла из своего панциря. Она откровенно рассказала об их отце, и Анна поняла, что ошибалась, полагая, что Лиз, как самую младшую из них, их с Моникой участь обошла стороной. Слушая, как сестра рассказывала о тех годах, когда по ночам она писала в постель и лежала без сна часами, погруженная в мочу, боясь даже пикнуть от страха, что ее изобьет отец, если обо всем узнает, Анна едва сдерживала слезы.

Но самой удивительной была перемена, происшедшая с Моникой. В первый день Анна ожидала, что сестра будет рычать, как тигр в клетке, но та выглядела необыкновенно подавленной. Возможно, это было эффектом от тех лекарств, которые Моника принимала, но она казалась нетрезвой. Скорее слегка навеселе, чем в стельку пьяной. Когда Моника начала говорить о том, что она пьет и как сложно было это бросить, несмотря на то что она знала, до чего это доводит ее и всех окружающих ее людей, было очевидно, что она говорила искренне. Никто не смог бы так убедительно сыграть, даже Моника.

Анна поняла, что злость и негодование в ее сердце время от времени уступают место жалости. Тем не менее она мысленно аплодировала Марку, когда он накинулся на Монику за то, что она винила во всем несчастный случай, и заставил ее признать, что она — алкоголик. Анна не ошиблась в нем: он действительно был единственным человеком во вселенной, которого ее сестра не смогла очаровать.