Чужой муж

Постоянно был кто-то рядом… Да нет, Дементий в больнице, только поэтому они и видятся каждый день. Однако между ними и слова не произнесено о том, что будет, когда его выпишут!

Уедет он в общежитие – или где он там живет, вернется домой? Они останутся друзьями и соседями, как раньше, или?..

Во двор ворвалась «Волга» – светлая «Волга».

Тася вздрогнула – это Михаил приехал.

Ну надо же! Сюда, кроме «Скорой», никого не пускают. Да разве правила, которые существуют для обычных людей, писаны про него?!

Это же Говоров! Всевластный Говоров!

Зря Тася не ушла сразу… Не хочется его видеть! Все из-за него!

Она поднялась с лавочки и быстро зашагала к воротам, но Михаил догнал, схватил за руку:

– Тася, подожди! Что происходит? Я только прилетел, а здесь такое… Ты мне можешь объяснить, что происходит?!

Она снова опустилась на лавочку:

– Миша, пожалуйста, успокойся и сядь.

– Да какой тут успокойся? – заорал он так, что какой-то несчастный в полосатой пижаме с ужасом шарахнулся от него и бросился в здание. – Лилька в больнице!

– Миша, сядь! – сквозь зубы приказала Тася.

Ледяной голос, ледяной взгляд, ледяное лицо – все это отрезвило Говорова. Он послушно сел рядом.

Тася с трудом пыталась справиться с собой. Наконец смогла заговорить:

– Ты привык всеми управлять. Люди для тебя кто – марионетки? Захотел – женил, захотел – развел?

Говоров тяжело дышал, косился враждебно, однако молчал.

– Захотел – снял с поезда – и под домашний арест? Вот результат, Миша!

Надо же… она, значит, знает, как он однажды догонял Лильку, которая уехала было к этому своему Сереге на целину? Догнал и запер на две недели в комнате.

Почему-то Говорова очень удивило, что Тася об этом знает!

А что? Разве он неправильно тогда поступил?! Он ее спас тогда от Сергея! Спас, чтобы…

Спас, чтобы она теперь оказалась в психбольнице?!

Говоров упрямо мотнул головой. А вот послушалась бы его в свое время, не рвалась бы так за этого своего Камышева – и не было бы ничего! Но нет! Отец пустое говорит! Отец мешает!

И вот вам!

Он разъярился снова, хотел ответить зло, хлестко – но неожиданно для себя промолвил тихо:

– Ну, может, конечно, я и перегнул палку…

Тася взглянула на Михаила как-то странно, с каким-то новым, не виданным прежде выражением… Не сразу Говоров сообразил: да ведь она с ненавистью смотрит! Тася на него смотрит с ненавистью!

– Перегнул палку? – повторила тихо. – Твоя дочь в психушке, вникни!

Тася осеклась, и Говоров понял: только потому, что милосердна, она не вынесла справедливый приговор: «И это ты ее довел!»

Да ну, нет, это не так!

Тася резко встала, Говоров тоже вскочил, загородил ей дорогу, с мольбой заглянул в глаза и заговорил:

– Тася, ну погоди! Это нервный срыв! Вылечат… Я распоряжусь! Лучших врачей из Москвы пришлют! Все будет хорошо, Тася!

Она покачала головой:

– Хорошо уже не будет. Миша, Миша… Она тебе этого никогда не простит! И я не прощу.

И пошла прочь.

Вот он, приговор!

– Тася… – прошептал Говоров почти жалобно.

Тася обернулась – и Говоров понял, что приговор произнесен не до конца, потому что Тася напоследок добавила:

– Не ходи к ней! Ей вредно тебя видеть!

Говоров молчал, только галстук на шее растянул. Душно что-то стало…

А Тася сразу отправилась в больницу к Шульгину. Рассказать о Лиле.

Он был так потрясен, что Тася испугалась, как бы мужу не стало плохо. И, сидя рядом, тихо плакала от жалости к дочери и от страха за него.

Однако вскоре возмущение взяло верх и помогло Шульгину справиться с собой.

– Ну, Миха… – тяжело выдохнул он. – Со своим самодурством…

Повернулся к плачущей жене и с нежностью произнес:

– Тася, успокойся. Я вернусь – и возьму вас под свою защиту.

Она растерянно моргнула:

– Ты вернешься?.. Вернешься домой?

Шульгин кивнул.

– А как же эта твоя… коллега? – настороженно спросила Тася, боясь радоваться, боясь поверить.

– Да какая, на хрен, коллега?! – чуть ли не закричал Шульгин. – Такие коллеги только и существуют, чтобы яблоки резать! – Посмотрел Тасе в глаза и произнес: – Для меня в этом мире есть только одна женщина – это ты! Всегда была и будешь!

Тася чуть ли не хмурилась, слушая это – так она боялась показать ему, как счастлива! Боялась показать, как много значат эти слова, как она ждала их!

– Смотри, Шульгин, а то у меня тоже могут быть коллеги… – заговорила Тася. – Мужчины…

И тут же поняла, что не то говорит, что чушь несет! Только три слова были нужны сейчас. Только три слова могли все исправить между ними… И эти три слова следовало наконец сказать.

Ей самой сказать!

– Я тебя люблю, – сказала Тася.

Шульгин смотрел недоверчиво, потом хрипло выговорил:

– Ну, наконец… Дождался… После пяти лет брака! Все-таки сказала…

Тася кивнула и придвинулась к нему.

Говорить больше было не о чем и делать нечего – только целоваться.

Они и целовались, как ошалелые, а потом Тася слегка отстранилась:

– Подожди, у меня кое-что есть.

Порывшись в сумке, нашла кольцо – то самое обручальное кольцо, которое он оставил на столе, уходя.

– Ну что, – проговорил Шульгин, – и в горе, и в радости? До самой смерти, да?

Тася молча кивнула и надела кольцо ему на палец.