Чужой разум

Затем он отправился прямиком снова лупить других осьминогов. Нам повезло с этим укусом, поскольку от него остался заметный шрам, по которому мы могли отличать эту особь издали до конца экспедиции.

Как мы уже знаем, некоторые животные ухаживают за своими ранами и оберегают их. Наш цапнутый осьминог этого не делал. Его первая реакция предполагает, что он, безусловно, почувствовал укус, но значимых последствий не было. Как мы подозреваем, дело в том, что травма была минимальной, а осьминог — слишком увлечен своими кулачными боями. В недавней статье Джин Эльюпей и ее коллег подробно рассматривается болевое поведение, в том числе обращение с травмами, у другого вида осьминогов[119]

. Тут были причины ожидать странностей, поскольку некоторые виды осьминогов, включая тот, который изучала Эльюпей, откусывают себе щупальца, чтобы спастись от хищников. В ходе исследования обнаружилось, что осьминоги с помятыми (но не совсем раздавленными) щупальцами иногда — но не всегда — ампутировали их себе и все осьминоги некоторое время ухаживали за пострадавшим местом и оберегали его. Такое поведение, как я уже упоминал, обычно считается признаком болевых ощущений.

В случае осьминога любой вопрос об опыте осложняется необычными отношениями между его мозгом и телом. Допустим, у осьминога нечто вроде смешанного управления щупальцами, — гипотеза, которая подкрепляется экспериментами по изучению поведения, описанными в главе 3. Осьминоги, развивая свои сложные поведенческие способности, предпочли делегировать щупальцам частичную автономию. В результате эти щупальца кишат нейронами и, похоже, могут управлять некоторыми действиями на локальном уровне. С учетом всего этого, как может переживать свой опыт осьминог?

Возможно, осьминог находится в гибридном положении. Для осьминога его щупальца отчасти «я» — он может направлять их и брать ими предметы. Но с точки зрения центрального мозга, они отчасти и «не-я», отчасти самостоятельные акторы.

Рассмотрим некоторые человеческие аналоги, начиная с таких действий, как дыхание и моргание[120]. В норме эти действия осуществляются бессознательно, но, сосредоточившись, вы можете взять их под контроль. В чем-то похожую смешанную природу имеют движения щупалец осьминога. Эта аналогия хромает, поскольку дыхание, в обычных условиях бессознательное, может подчиняться очень развитому сознательному управлению, когда вы осознанно вмешиваетесь в дыхательный процесс. Чтобы установить контроль над процессом, который обычно происходит автоматически, используется внимание. У осьминога же, если гипотеза смешанного управления верна, контроль над движениями никогда не бывает полностью централизованным и периферическая система всегда имеет собственное право голоса. Если представить это в человеческих категориях, это означает, что вы будете преднамеренно вытягивать руку, надеясь

, что локальная тонкая настройка направит ее куда надо.

В таком случае у осьминогов в деятельности должны смешиваться элементы, которые обычно разграничены (или хотя бы выглядят таковыми) у животных вроде нас. Когда мы действуем, то, как правило, ясно понимаем границу между «я» и окружающей средой. Например, когда мы двигаем рукой, мы контролируем и общее направление движения руки, и множество мелких нюансов ее движений. Все многообразие других объектов в окружающей среде вообще не подчиняется нашему управлению напрямую, хотя мы можем передвигать их опосредованно, с помощью конечностей. Неконтролируемое движение объекта по соседству с нами обычно означает, что он не является частью нашего тела (за некоторыми исключениями вроде коленного рефлекса). Будь вы осьминогом, эти границы были бы размытыми. В какой-то степени вы бы могли управлять своими руками, а в какой-то — лишь наблюдать, куда они тянутся.

Но так дело обстоит, если описывать с точки зрения «центрального осьминога». Это, видимо, ошибочно. Кроме того, мое противопоставление осьминога человеку может быть слишком упрощенным. У опытного музыканта различные действия — в том числе по корректировке — становятся слишком быстрыми, чтобы ими можно было управлять сознательно. Бенце Нанаи, философ из Антверпена, также предло[121]

жил мне совершенно иное понимание различия между человеком и осьминогом. Бенце считает, что некоторые взаимосвязи, которые кажутся нам странными и непривычными у осьминога, есть и у нас, если приглядеться внимательнее. Обычно мы их не замечаем, но они есть[122]. Например, вы протягиваете руку к какому-то предмету. Если расположение или размер объекта внезапно меняются, траектория движения руки тоже изменяется необычайно быстро — менее чем за десятую долю секунды. На такой скорости оно может быть только бессознательным. Участники таких экспериментов не замечают изменения — они не замечают, что сами изменили собственное движение, и не замечают изменения в целевом объекте. Если спросить их, изменилось ли что-то, ответ будет отрицательным. Человек не замечает изменения, но его рука меняет траекторию движения.