Чужой разум

Взгляд на человеческое сознание как на пространство бесчисленных петель подобного рода дает нам иную возможность для понимания нашей собственной жизни и жизни других животных — включая головоногих, о которых идет речь в этой книге. Их средства выразительности — краски и узоры — не участвуют в создании сложных петель. (Это так, даже если оставить в стороне парадоксы, связанные с их предполагаемым дальтонизмом.) Игра узорами на коже, как бы сложны они ни были, больше похожа на улицу с односторонним движением. Животное не может видеть собственные узоры так, как человек слышит собственную речь. Вряд ли эти узоры хоть сколько-нибудь серьезно задействованы в создании эфферентных копий (если только не верны домыслы о том, что хроматофоры участвуют в кожном зрении). Демонстрации головоногих обладают чрезвычайной силой выразительности, но при наблюдении за отдельным животным — а не парой или группой — заметно, что эти демонстрации имеют мало отношения к петлям обратной связи и, возможно, вообще не могут иметь. Пример человека — крайний случай — указывает на то, что возможности, которые открывает реафференция, помогают развитию сложной психики. Головоногие пошли по другому пути.

И это не единственный аспект жизни головоногих, который накладывает ограничения на их возможности.

7. Сконденсированный опыт

Закат

Я начал наблюдать за головоногими вблизи, под водой, около 2008 года — сначала за гигантской каракатицей, а потом за осьминогами, с тех пор как я научился их высматривать (разумеется, и до того их вокруг меня было полно). Тогда же я начал читать литературу о них, и первые же сведения повергли меня в шок. Оказалось, что гигантские каракатицы, эти крупные и сложные животные, живут совсем недолго — год или два. То же относится к осьминогам — один-два года для них нормальная продолжительность жизни. Самый большой из них, гигантский тихоокеанский осьминог, доживает в лучшем случае до четырех лет.

Мне с трудом верилось в это. Я‐то считал, что каракатицы, с которыми мне приходилось общаться, были немолоды — что они часто встречались с людьми, изучили человеческое поведение и не один раз повидали смену времен года в своей бухте. Я думал так отчасти потому, что они выглядели

старыми, искушенными в жизни. К тому же они были слишком велики для столь молодого возраста, они ведь нередко достигали чуть ли не метра в длину. Но в том году я осознал, что встретился с этими каракатицами в самом начале сезона размножения и что все животные, которых я наблюдал, скоро умрут.

Так и случилось. К концу южной зимы каракатицы резко вступили в период заката. Он наблюдался в течение нескольких недель, иногда даже дней — в тех случаях, когда мне удавалось отследить судьбу конкретной особи. Они вдруг начинали буквально разваливаться. Вскоре оказывалось, что у кого-то недостает щупальцев и кусков плоти. Они начинали терять свою волшебную кожу. Вначале я думал, что белые пятна — очередная смена расцветки, но, приглядевшись, увидел, что внешний слой кожи, живой видеоэкран, отслаивается, обнажая однотонное белое мясо. Их глаза мутнели. Под конец этого процесса каракатица уже неспособна держаться на плаву. Однажды начавшись, деградация происходит очень быстро. Их здоровье летит под откос.

С тех пор как я узнал об их будущем, общаться с этими животными, особенно теми, с кем я подружился, стало для меня тяжело. Им так недолго оставалось жить на свете. К тому же в свете этого открытия меня еще больше озадачивал их большой мозг. В чем смысл наращивать мощную нервную систему, если через год или два умрешь? Механика интеллекта требует немалых затрат и на построение, и на функционирование. Польза обучаемости — преимущества, которое дает большой мозг, — по идее, зависит от продолжительности жизни. Для чего вкладывать ресурсы в процесс познания мира, если на использование полученной информации практически не остается времени?

Головоногие — единственный эволюционный эксперимент по созданию большого мозга среди животных, не принадлежащих к позвоночным. Большинство млекопитающих, птиц и рыб живут намного дольше головоногих. Точнее, млекопитающие и птицы способны прожить дольше, если их не съедят или не постигнет какое-то другое несчастье. Это особенно характерно для крупных животных, таких как собаки и шимпанзе, но есть и мелкие обезьяны размером с мышь, доживающие до пятнадцати лет, а колибри живут до десяти и больше. Головоногие в большинстве своем выглядят и слишком большими, и слишком умными для того, чтобы их жизнь промелькнула столь быстротечно. Для чего нужны такие мозговые мощности, если осьминог умрет менее чем через два года после того, как вылупился из яйца?