(…Забегая вперед скажу, что мистики в этом призраке было даже больше, чем мне тогда показалось. Именно в этой подворотне жил мой друг детства. Через двадцать лет он нелепо погиб, упав с лестницы в своем саду. И вот на его похоронах (гроб стоял именно в этой подворотне) я вдруг увидел Её, стоящую у гроба. Оказывается, друг моего детства приходился ей родственником, о чем я узнал только на его похоронах.)
Потом я отнес дурацкий куст ромашки к порогу ее квартиры, вернулся домой и заснул мертвым сном. Я был пропащим человеком. После окончания школы оставаться жить в одном городе с ней я не мог. И уехал работать на великую стройку за многие тысячи километров от дома.
Но это вовсе не конец печальной истории моей первой любви.
…Прошло почти четверть века и неожиданно мы с ней…сошлись, как называют подобное происшествие в народе. Я был разведен, у нее погиб муж-алкаш, оставив ее без средств к существованию и с двумя детьми на руках. Она, еще изумительно привлекательная, отдалась мне через неделю (иное было просто глупо в нашем возрасте), но замуж выходить не захотела. Было что-то изначально подлое в наших отношениях. Ей нравился секс со мной, но и только. Хотя я уже принадлежал к миру столь любимой ею богемы, мы так и остались во многом полярными людьми. Она – потребителем культуры, я – одним из ее создателей, пусть и ничтожно мелким. Самое смешное, мы были антагонистами даже в политике. Она приверженца Ельцина, а я – левый. Измучавшись друг от друга и бесконечно ссорясь, мы расстались через полтора года. И не скрою, когда через несколько лет я заглянул к ней на работу (которую сам и нашел в те годы для нее), то с некоторым злорадством увидел у нее над головой в кабинете портрет…Ленина. Разобралась все-таки кое в чем с годами, решил я.
….
Город, мой город, был такой же, как тогда, в шестидесятые… Непривычное для глаз в двадцать первом веке полное отсутствие рекламных щитов, множество автоматов газ-воды, которые впоследствии запретили по гигиеническим причинам. Множество халуп, но много и новых домов. В те годы страна еще строилась и крепла…
Я уже почти бежал к тому месту, к той подворотне, где она мне тогда пригрезилась. Она, семнадцатилетняя, действительно, стояла там. Только на этот раз это был вполне осязаемый фантом, сконструированный раем, в отличие от давнего, дрожащего нечетким маревом в предрассветном тумане, призрака-галлюцинации моей юности. Я подошел, взял ее за руку, теплую, совершенно человеческую руку.
– Пойдем гулять за город, – сказал я и увлек ее за собой. Она подчинилась (потому что должна была подчиниться, потому что такова была моя воля в этом виртуальном мире). Но ей было страшно со мной идти, она плакала, ибо она знала, что ее ждет за городом (опять же потому, что я хотел, чтобы девушка-призрак знала об этом).
Мы шли по пустым улицам моего города, который был так же естественно пуст в этот предрассветный час, как и сорок лет назад на Земле. Лишь на полдороге я задал ей единственный вопрос – чтобы просто подстраховаться: имею ли я дело с призраком или вдруг это райская субстанция Натальи, неведомо как попавшая в мою виртуальную райскую жизнь.
– Где ты училась до того, как перевелась в нашу школу?
Она удивленно посмотрела на меня и вновь заплакала:
– Я не помню.
Ответ был правильный: она не могла знать больше о себе, чем знал о ней я. А этот вопрос я никогда ей не задавал в реальной жизни.
На мосту я несколько раз ее поцеловал – в губы, в плачущие глаза.
Потом мы пошли по песку пляжа, к высоким лежакам под навесом. Я приказал ей раздеться догола…
…Через час я встал с нее и пошел в город. Я знал, что сейчас она исчезнет. И, действительно, когда я обернулся через полсотни шагов, ее фантома на пляже уже не было.
У меня не было никакого раскаяния за содеянное. Только полное опустошение. Разве я на самом деле насиловал свою одноклассницу? Нет, это только ее фантом, созданный моим же воображением. Модернизированная раем резиновая кукла. И разве не ее тело принадлежало мне в реальной жизни еще 20 лет назад, когда она была сорокалетней? Так кого же я насиловал? В конце концов, если бы я в 17 лет научился бренчать на гитаре и охмурять девушек, а не мечтать о вечном, эта дурочка и тогда могла бы мне принадлежать, а не ее фантом.
…Отрезвление пришло только через несколько дней. Я поклялся себе, что никогда больше не буду возвращаться в свой город, никогда не буду играть с прошлым…
Глава одиннадцатая. Ульянов
Через три месяца пребывания в городе я все решился к нему подойти. Его любимую кофейню я уже знал.
– Разрешите присесть?
Он пожал плечами и придвинул к себе кружку пива, сделав глоток:
– Почему бы и нет? Располагайтесь. Как видите, я бездельничаю. Впрочем, говорю это не в оправдание себе. Здесь мало кто работает. Или даже просто делает вид, что работает. Кто вы по профессии?
– Писатель и журналист.
Он знакомо прищурился:
– Писатель и марксист, как помнится? Мне кажется, что в России сейчас это сочетание – большая редкость. Совсем двинулась с катушек наша интеллигенция.