Чужой. Воскрешение

– Я сказал – отпусти его! – снова завопил Ди’Стефано, но его голос был тверд. Его напарница действовала в полном с ним согласии, явно намереваясь делать так же.

Рипли посмотрела через плечо на вооруженного мужчину и его партнершу, ее лицо потеряло выражение, и она снова превратилась в бесстрастный манекен. С полсекунды никто не двигался, и палец Ди’Стефано на спусковом крючке неуловимо напрягся. Затем женщина почти небрежно разжала руки, словно она потеряла к Рэну интерес, и слезла с него. Ученый скорчился на полу, пытаясь вздохнуть.

Гэдиман посмотрел на старшего ученого – ему хотелось подойти, оказать первую помощь, убедиться, что она не сломала ему гортань или ребра, но он боялся шевельнуться, боялся, что от его движения Рипли снова впадет в неистовство, или что солдаты откроют огонь.

Рэн наконец-то сделал резкий вдох, и цвет его лица быстро сменился с синего на красный. Он отчаянно и с благодарностью заглатывал воздух.

Ди’Стефано смело двинулся вперед, отпихнул поднявшуюся на ноги Рипли на середину комнаты.

– На пол! Лицом вниз! Быстро! – приказал он – все так же крича, все так же хладнокровно.

Она осталась стоять на месте будучи того же роста, что и он, и вызывающе уставилась ему прямо в глаза.

Он выстрелил в упор. Электрический заряд отбросил ее на оборудование и лабораторные образцы.

– НЕТ! – услышал Гэдиман собственный крик – голос звучал высоко и пронзительно, как в истерике. Неужели этот тупой солдафон ее убил?

Оба солдата подошли к распростертой женщине – ее конечности были согнуты, бесполезны. Но они были готовы выстрелить снова – чтобы убить.

Прежде чем Гэдиман смог что-нибудь сделать, Рэн поднялся на колени и махнул солдатам. Его голос звучал хрипло:

– Нет! Нет! Я в порядке! Отойдите…

«Слишком поздно! – подумал Гэдиман, едва не плача. – Слишком поздно! Вся проделанная работа. Теперь, она умерла. Умерла, или ужасно покалечена…»

Рипли застонала, медленно перекатилась на спину и, задыхаясь, оглядела комнату, словно никогда не видела ее прежде.

Каким-то образом, ее взгляд нашел Гэдимана и остановился на нем. Изумленный доктор смотрел на нее в ответ. Она до сих пор функционирует! Ее разум работает! И это после разряда такой силы!

Она не отводила глаз от Гэдимана, а потом пробормотала только одно слово:

– Почему?..

Гэдиман услышал ее тихий вопрос через всю комнату и ощутил укол страха. Что произойдет, когда она узнает?

Тайком, она снова попробовала путы на прочность. Те держали надежно, не поддаваясь. Она расслабилась. Человек, что сидел напротив нее и говорил, так и не заметил, чем она занята, хотя находился всего в шаге от нее. Не заметил и стоящий начеку позади нее вооруженный охранник. Они были тупыми, эти люди. Тупыми, мягкими и медленными. Но они могли строить эффективные приспособления – приспособления, которые обеспечивали им преимущества, несмотря на тупость, мягкость и медлительность. Вроде того, что сейчас ее удерживало. Оно было удобным и более прочным, чем казалось. Вынужденная сесть в него, она уже не смогла встать. Не могла освободить ни тело, ни руки. И пока она так сидела, они могли перемещать ее по своему желанию, отвезти ее куда угодно, делать с ней все, что хотят.

А все, что могла она – это сидеть. Сидеть и ждать. И ждать у нее получалось хорошо. Как она подозревала – куда лучше, чем у этих людей.

Человек перед ней говорил. Говорил, говорил, говорил. Он говорил уже так долго, что она с радостью сломала бы ему шею, просто чтобы он, наконец, заткнулся. Он пытался ее разговорить, поскольку теперь они знали, что она могла. Он показывал ей простые изображения и повторял их названия, в надежде, что она их узнает. За этим занятием прошел уже почти час. И ей было до смерти скучно.