CTRL+S

Бакстер кивнул, только сейчас осознав размах гнева отверженного сына. Он искоса взглянул на Клемми, которая стояла в стороне, скрестив руки на груди. Она слышала все это и раньше, но все равно находила короткий экскурс Милтона в историю полезным. Новости от слифов о полиции лондонского Сити расстроили ее больше, чем она готова была признать; вот и сейчас где-то в глубине ее сознания засел некий тревожный намек, смутное воспоминание, настойчиво требовавшее ее внимания. Она избегала смотреть в глаза Тео.

Милтон тем временем расхаживал по комнате.

– Только после смерти Джеймса – а случилось это более шестидесяти лет назад – вдруг выяснилось, что он оставил «Эмоутив» не Доминику, а передал в управление совету директоров. Доминику же от него достался трастовый фонд.

Бакстер поморщился:

– Вот бедолага. Как-то даже жаль этого богатого ублюдка.

– Доминик попробовал вернуть себе все права, но к тому времени было уже слишком поздно. А судебный процесс и вовсе разорил его.

Наконец и Клемми подала голос под мягкое урчание принтеров кодов, уже запущенных Клайвом и Ксиф:

– Моя мачеха как-то раз пересекалась с Домиником Левински. Помню, она рассказывала об этом, когда я была еще в колледже. Он тогда баллотировался на должность мэра Лондона…

– Вот и получается – тот самый «человек с политическими амбициями», – подхватил Тео, вспоминая рассуждения Клайва о центральных фигурах противника.

Клемми потерялась в водовороте противоречивых мыслей и догадок, когда искусственные руки принтера начали формировать цепочки биокодов.

– Он хочет вернуть себе СПЕЙС.

Присоединившись к ней, Милтон тоже стал наблюдать за тем, как извивающиеся цепочки кодов из печатных головок аккуратно укладываются в гладкий лоток, постоянно меняющийся для придания формы новому существу. Казалось, что принтер выдавливает полоски сахарной глазури, постепенно вылепливая торт, с тем исключением, что в этом кулинарном произведении уже теплилась своя жизнь. Милтон был явно зачарован этим процессом, но вынужден был отвлекаться на рассказ по теме, которая всегда его очень интересовала.

– Более того, Левински-старший уже знал, какое воздействие на мир оказал Интернет, и предвидел, что влияние СПЕЙСа будет еще более всеобъемлющим. Поэтому он не хотел пускать туда ни власти, ни корпорации. Центр управления он видел вот в этом, – заключил Клайв и для наглядности постучал себя пальцем по виску.

«Семейная междоусобица, – подумала Клемми. – И все на почве столкновения разных идеологий». Она рассеянно смотрела на то, как принтеры укладывают трехмерные слои движущихся кодов, и это напомнило ей процесс вязания – любимого занятия ее бабушки. Мать ее настоящей матери в юности была бунтаркой – политической активисткой, борцом за права животных, участницей антивоенного движения. Клемми была уверена, что унаследовала свой мятежный менталитет именно от нее.

Потому что в этом она определенно пошла не в своего отца. Тот скорее следовал призыву «Сохраняйте спокойствие и продолжайте действовать», который правительство Великобритании бросило своему народу в начале Второй мировой войны. Этот призыв не терял актуальности на протяжении уже многих поколений. Она знала, что ее отец обладал железной целеустремленностью, но никогда не могла понять, каким образом такая уравновешенная манера поведения позволила ему построить столь впечатляющую карьеру в полиции. Сейчас он занимал должность суперинтенданта, но, по словам ее мачехи, был очень близок к следующей ступени – должности старшего суперинтенданта. Это вызывало в ней чувство гордости – отец всегда поддерживал ее. Она восхищалась им и равнялась на него. Сама мысль о том, что он мог стать предателем в своем подразделении, взволновала и встревожила ее. Ее причастность к проблемам Тео, безусловно, разрушит его карьеру. Исходя из того, что ей было известно на данный момент, его уже и так могли арестовать по какому-нибудь сфабрикованному обвинению в пособничестве ей и соучастии, в особенности после того, как она воспользовалась его служебным ригом, чтобы проникнуть в секретную военную базу данных.

Чувство вины тяжелым бременем давило на нее. Она помогала другу, рискуя благополучием своей семьи, – как можно такое оправдать? Клемми искоса взглянула на Тео. Тот с задумчивым видом наблюдал за возбужденным Милтоном, который записывал процесс ваяния принтером, чтобы использовать видео для своего стрима, когда все это безумие подойдет к концу. Пока она училась в колледже, в ней всячески старались подавить ее увлечение Тео. Она заранее намекала ему о том, какой хочет выбрать университет, втайне надеясь, что они отправятся туда вместе и там начнут все с чистого листа. Когда же стало очевидно, что его амбиции ограничиваются работой в убогом бургерном ресторане, она отвела ему маловразумительную роль друга. И только в последние несколько дней Клемми увидела в нем былую искру, тот глюон[34], на который откликнулся ее кварк.