Д'Артаньян — гвардеец кардинала. Тень над короной Франции

«Браво, д'Артаньян, браво! — мысленно похвалил он себя. — Если меж ней и герцогиней и в самом деле возникли трения — а все к тому подводит, — то, быть может, мы сможем рассчитаться за поражение на улице Вожирар… Только бы не вспугнуть ее и вызвать на откровенность…»

— Во всем, что касается лично вас, Констанция, я обещаю не только свято хранить тайну, но и помочь при необходимости, чем только смогу, — сказал он насколько мог убедительнее и мягче. — Вы молоды и очаровательны, если вас запутали в чем-то грязном, лучше всего попросить совета у надежного человека и просить о помощи…

— Я только этого и хочу!

— Вот и прекрасно, — сказал д'Артаньян, чувствуя себя хитрейшим дипломатом школы Ришелье. — Расскажите же без ложной стыдливости.

Констанция, прикусив губу, рассеянно вертела на пальце перстень с большим карбункулом[17], по виду старинный и дорогой. Столь ценную вещь простая галантерейщица могла получить исключительно в подарок и никак иначе. Красивым девушкам, сколь бы низкого происхождения они ни были, мужчины часто и охотно делают и более дорогие подарки…

— Мне стыдно, правда… — проговорила она неуверенно, бросая на гасконца из-под опущенных ресниц быстрые взгляды, то растерянные, то лукавые. — Вы так молоды и красивы, вы мне всегда нравились… Кто бы мог подумать, что придется перед вами исповедаться…

— Служба кардинала — это служба духовного лица, как ни крути, — пустил д'Артаньян в ход уловку, уже однажды приведшую к успеху.

— Ну что же, если иначе нельзя… Вы позволите, я не буду зажигать лампу? В полумраке, когда ваше лицо видно плохо, мне гораздо легче…

— Ради бога, как вам будет удобнее…

— Вы вряд ли меня поймете…

— Я попытаюсь, — заверил д'Артаньян.

— Вам трудно будет меня понять… Дело даже не в том, что вы — мужчина. Вы — дворянин, человек благородный, наделенный немалыми правами и привилегиями уже в силу самого происхождения. Вы просто не в состоянии представить, как тяжело быть простолюдинкой…

— Констанция, право же, я лишен предрассудков, — сказал д'Артаньян мягко. — Все люди, независимо от происхождения, одинаково чувствуют и радость, и боль…

— Спасибо, вы чуткий человек… Но все равно вам трудно понять. Простолюдинке вдвойне тяжело, если она красива… Боже мой, как я, дуреха, была счастлива, когда получила работу во дворце! В гардеробе самой королевы! Это было, как в сказке, честное слово. Только очень быстро выяснилось, что на сказку это ничуть не похоже. Чуть ли не каждый знатный и титулованный господин обращается с тобой, как с вещью, которую может использовать по своему усмотрению и первой прихоти в любой момент, как стол или стул… — Она тихонько всхлипнула. — Когда меня в первый раз прямо в Лувре, в укромном уголке, затащил на кушетку человек, которого я не могу вам назвать, мне казалось, что жизнь кончена, что осталось после всего этого броситься вниз головой в Сену… Но не получилось, знаете ли. Не хватило духа, да и грешно кончать с собой… Потом были другие. И все бы ничего, люди смиряются и с худшим, но… Я однажды оказалась не просто в постели, а в спальне королевы Франции… Избавьте меня от подробностей, это настолько стыдно и грязно, что я ничего больше не скажу… И герцогиня… Однажды она вызвала меня к себе на улицу Вожирар и затащила в постель настолько бесцеремонно, что я до утра потом проплакала… Самое грустное, что им это понравилось, обеим понравилось, что я так и не смогла привыкнуть, что меня нужно брать чуть ли не силой… А ведь я — обыкновенная женщина, сударь. То, с чем смиряются веселые девицы, меня не прельщает. Я хотела бы иметь друга… вроде вас… но это совсем другое дело, правда? Когда ты замужем за старым и бессильным чурбаном…

— Пожалуй, вы совершенно правы, Констанция, — сказал д'Артаньян, приятно польщенный кое-какими ее фразами. — Это совсем другое дело, вполне житейское…

— Вот видите, вы понимаете… А они превратили меня в шлюху, вынужденную обслуживать всех, кому этого только захочется. И все бы ничего, бывает и хуже, но… Надо вам знать, что королева и герцогиня де Шеврез находятся…

— В весьма своеобразных отношениях, — закончил за нее д'Артаньян. — Я знаю.

— Вот и прекрасно, вы меня избавляете от грязных подробностей… Случилось то, что частенько случается — правда, в другом составе действующих лиц. Королева со временем стала предпочитать мое… общество и совершенно охладела к герцогине. А значит, герцогиня стала понемногу утрачивать влияние на нее…

— Черт побери! — воскликнул гасконец. — Насколько я знаю милую Мари, она должна вас возненавидеть!

— Так и случилось, шевалье, — печально подтвердила Констанция. — Именно так и случилось… В конце концов она уже не смогла эту ненависть скрывать, особенно после того, как провалился заговор и она не заняла того положения, на какое рассчитывала… Позавчера мы поссорились, и она в лицо мне заявила, что непременно сживет со света за то, что я оттеснила ее от королевы, как она выразилась. Она судит всех по себе и полагает, что я делала это нарочно, чтобы самой стать фавориткой и занять ее место…